Золотой воскресник. Марина Москвина

– никогда не читал детской литературы! – гордо сказал поэт Виталий Пуханов.

      – А Драгунского? Голявкина? – удивился Артур Гиваргизов.

      – Ни того, ни другого! – с этими словами Виталий взял из салата луковицу в виде розы и сгрыз.

      – Вы как Буратино, – сказал Артур. – Хотя – что я говорю? Ведь вы не знаете, кто это такой…

* * *

      На фестивале в Таганроге зашли в кафе, Виталий заказал форшмак.

      – А что это? – я спрашиваю простодушно.

      – Ну-у, Марина, – Пуханов произнес лукаво. – Уж вам-то полагается быть в курсе, что такое форшмак!

* * *

      Сергей Михалков – Валентину Берестову:

      – Валя, почитай! Г-гениально, з-здорово, з-замечательно… Валя, а теперь прочитай, ч-чтобы мне было инт-тересно…

* * *

      Возвращаюсь домой после полета на аэростате. Аэростат “колбаса” – вытянутый, старый, с заплатками от войны.

      – Ну, ты летала? – звонит Яков Аким. – Какие мы сверху?

      – Маленькие. А тени большие.

      – А сколько были в воздухе?

      – Да с полчаса.

      – А высота?

      – Метров триста…

      – А облака были?

      – Были.

      – Спускались – выпускали газ?

      – Н-нет…

      – А где спустились?

      – Там же, где и взлетели: аэростат-то наш был привязан, – пришлось сознаться.

      – Прости, – сказал Яша. – Я все хотел спросить, но не мог задать в лоб этот хамский вопрос.

* * *

      На выступлении молодых писателей один начинающий литератор объявил, что посвящает свое стихотворение высокому гостю из секретариата СП.

      – “Не посвящай, тореро, бой правительственной ложе!” – послышался из зала голос поэта Марины Бородицкой.

* * *

      – Я на Седова обиделся, – сказал Эдуард Успенский.

      – Есть люди, на которых нет смысла обижаться, – заметил Гриша Остер.

      – Ну как? – горячится Успенский. – Я с ним везде носился, а он меня подвел!

      – А как бы ты на Олега Григорьева обиделся… – вздохнул Остер.

* * *

      Собираюсь на книжную ярмарку. Хочу надеть что-то яркое, полыхающее красками. Лёня говорит:

      – Не надо. Писатель должен одеваться просто, как Кафка: темный пиджак, такие же брюки, рубашка – все обычно. А на плече – живой крот.

* * *

      Григорий Остер нам с Успенским пожаловался, что ему в нескольких местах отказали в виски. Я была поражена.

      – Неужели? – воскликнула я. – Такому уважаемому человеку в трех местах отказали в виски???

      – Да не в виски! – отмахнулся от меня Гриша. – А в иске!!!

* * *

      – В городе Глазго мы с Кружковым вели семинар переводчиков, – рассказывает Марина Бородицкая, – и в качестве примера взяли “Блистательна, полувоздушна…” из “Онегина”. Так самое сильное впечатление от Пушкина у шотландцев было, когда я чуть не грохнулась, пытаясь показать, как выглядит “…и тонкой ножкой ножку бьет…”.

* * *

      – У него фамилия Терпсихоров… – говорю.

      – Какая-то выдуманная, – сказал Лёня. – Наверно, в детском доме придумали.

* * *

      – А как бьется сердце автомобилиста,