Сюрреалисты. Дон Нигро

иррациональные методы, чтобы пробивать самодовольство респектабельных людей. Мы исследуем иррациональное, чтобы учиться у него. Но это бессмысленно, поклоняться чистой случайности ради нее самой.

      ТЦАРА. Как мы можем поклоняться чему-то еще? О реальности мы точно можем сказать только одно: она убивает тебя, и всех, кого ты любишь, и все, что тебя волнует. Реальность – это воображаемый маньяк-убийца, божество, которое убивает и мучает все, что имеет для нас значение. Моя работа не в том, чтобы обнадеживать людей. Моя работа – быть тараканом в их яичнице-болтушке.

      БРЕТОН. Но я тоже таракан в их яичнице-болтушке, а ты постоянно нападаешь на меня.

      ТЦАРА. Потому что ты всегда хочешь всем рулить, и ты постоянно что-то лопочешь о превосходстве французской нации. Нация – это культурная ассоциация одинаково мыслящих психопатов. И ты обо всем выносишь суждения. Как может Дада выносить суждения?

      ДАЛИ. Я не выношу суждения. Я испускаю газы.

      БРЕТОН. Отказ выносить суждение означает вынесение суждения на вынесение суждений. Когда ты говоришь, все – говно, ты выносишь суждение. Простого уничтожения недостаточно. Наша миссия – достичь уровня реальности, лежащего под этим видимым всем слоем, более глубокой реальности, которой обычно могут достигнуть только мистики и безумцы. И Фрейд показал нам, каким путем можно туда добраться. Ворота в другой мир – подсознание. Автоматическое письмо, свободные ассоциации и принятие вроде бы случайных ассоциаций – все это часть наших исследований. Мы стремимся найти мистические объекты, которые стимулируют наше внутреннее зрение и открывают порталы во внутренний лабиринт. Ерунда – не просто ерунда. Она может стать порталом к истине.

      ТЦАРА. Извини, не знаю, о чем ты говоришь, но это не Дада.

      БРЕТОН. Отлично. Тогда это что-то еще.

      ТЦАРА. Все что-то еще. (Внезапно обессиливший, садится). Ох, черт. Да какая разница? Как сказал мне Альберт Эйнштейн после нескольких стаканов пива, если достаточно долго смотреть вдаль, то закончишь разглядыванием собственной жопной дырки. Если хочешь найти Бога, нужно забраться в свой зад. Может, все – говно, но, по крайней мере, с Дада мы можем срать разными цветами. Лавандовым говном. Ярко оранжевым. В крапинку. Я практиковался срать двенадцатигранниками. Но в итоге, это ничто. Я верю в ничто.

      БРЕТОН. Я думаю, в глубине сердца ты ищешь что-то, помимо этого нигилизма.

      ТЦАРА. Тост. Я предлагаю тост в память усопшего Самуэля Розенштока.

      БРЕТОН. Кто такой Самуэль Розеншток?

      ТЦАРА. Никто. Просто умерший румын. Каких очень даже много. Кто-то, на кого я был очень похож, когда не был тем, кто я сейчас. Но теперь Самуэль Розеншток мертв. Я знаю, потому что убил его сам. Он удрал в Цюрих, чтобы его не призвали на эту нелепую комическую войну, где Розеншток исчез, а на его месте магическим образом появился Тцара, начал играть в шахматы с Ленином, который жульничал. Воображаемая личность, звали ее Тристан Тцара, убила бедного румынского еврея Самуэля Розенштока, который даже не существовал. Розеншток мертв, мертвец – никто,