Пушкин. Борис Годунов. Из чего сделана история. Леонид Клейн

с трудом спасало от сильного ветра, прищурив голубые глаза, подростки стойко откалывали огромные куски камня, волоча на своих плечах поражение предков.

      Многие из них все чаще косились на своего вожака. С каждым ударом Уль все сильнее прикладывался к кирке, и с каждым ударом бубня что-то себе под нос, бросал гневные взгляды на стражу.

      – Ссс… Уль! Хватит! – чуть слышно буркнул парень помладше.

      – Вот именно! Хватит! – возмутился вожак со всей силы ударив по камню. – Сколько можно терпеть!

      – Оставь его, Рун! – рявкнул третий. Олаф всегда присматривал за другом и не желал быть на поводу любого из окружавших их подростков. – Пусть себе бурчит.

      Тревога была уместной. Недоверчивость и осторожность являлись свойствами необходимыми для существования. В любой час сильный брал у слабого, а хозяин убивал непокорного слугу.

      – Мы тут все вскоре умрем, – не унимался вожак, – они убили наших родных, а мы еще работаем для них, строим стены и поганые дома для чужого Бога.

      – Вельш из-за тебя нас прикончит, – чуть ли не шепотом сказал Рун, с опаской поглядывая в сторону пьяного надсмотрщика.

      Уль осмотрелся и скрытно махнул вожакам других деревень. Другие, погодя, ответили тем же.

      – Что ты задумал? – спросил Олаф. Ему все это не нравилось. Рун предчувствуя беду, усерднее взялся за работу.

      – Я выберусь отсюда! Все мы сбежим! – обернувшись ответил Уль, в его глазах читалась злоба и отчаяние. – Но не сегодня… нет…

      Олаф не ответил, с тоской слушая, как ноет лес под морозным ветром и часто стучит металл о камень.

      Долго он пытался отвлечь себя работой, но мрачные раздумья о словах вожака не выходили из головы. Верно, Уль прав, не протянут до следующей зимы, а если и протянут, то намеренно убьют. С детьми управиться легче, а рынок рабов все так же переполнен рабочей силой. Тому свидетельствовали все новые и новые лица, что сменяли подростков из других деревней. Лишь Берг еще стоял на ногах… но и он все чаще лишался друзей.

      Мысль о побеге не раз приходила в голову даже Руну, но казалась чем-то нереальным. Все то немногое, что видели дети за свою жизнь, это стены деревни и ненавистные рудники, а все, о чем слышали от взрослых, казалось еще более невозможным. Достаточно посмотреть на то подобие жизни, что царило среди их народа.

      Но к старикам Олаф прислушивался, повидавшие на своем веку, многие из них были воинами и путешественниками. Они рассказывали о неимоверных существах и подвигах, о богах и героях, о мире где правил истинный конунг и народе, не преклоняющем колен. Они верили, что эти времена еще вернутся, но говорили о них шепотом и с трепетом, как о самой заветной надежде.

      Между тем буря усилилась. Караульные не желали потерять работников из виду и приняли решение на сегодня сворачиваться.

      – На сегодня все! – объявил надсмотрщик. – Арн, Дэйл, Боун, забирайте своих щенков, а не то подохнут раньше часу. Возвратимся как кончится буря… Эх, жаль на них хлеб за зря переводить.

      – Выпивка