Загадка Бернулли, или Закулисье «Спортлото». Николай Вингертер

для приготовления завтрака. Ты ведь должен понимать, что приготовление такого завтрака, как блинчики с творогом, должно занять определённое время, а кроме того…

      – Спасибо, брат, – прервал его Розенский, слушая минут десять. – Я не особенно голоден. Да и не хотелось бы занимать ваше с Женей утреннее время. Опять же, сегодня суббота.

      – Ну, это ты напрасно! – обиделся Валерий. – Ты же знаешь, как мы всегда рады твоему приходу. Не так часто бываешь у нас. Я помню, приглашал тебя на майские праздники, а теперь август. Сегодня и день какой особенный и замечательный: действительно суббота! Еще День города. Одним словом, прекрасный сегодня день. И погоду обещают солнечную, небо ясное. Я сам вчера вечером в новостях зачитал сводку метеоцентра. Так что, могли бы у меня посидеть, позавтракать, тем более Женя сегодня будет готовить блинчики с творогом… несмотря на субботу! Детей-то нужно покормить. Ну, а потом могли бы все вместе прогуляться по городу, как никак, а День нашего города.

      – Спасибо, Валера, – сказал Розенский, продолжая слушать с длинными паузами профессионального радиоболтуна, не привыкшего, видимо, держать рот закрытым, а по теме «День города» его было бы теперь и вовсе не остановить, только оборвать: – У меня другие планы. Мне надо кое-что поспеть сделать именно сегодня, потому и пришел к тебе.

      – Ах, жаль! Но я понимаю, я знаю, ты по делу… Каждый должен быть «человеком слова и дела» – это как заповедь… Не понимаю, почему Моисей не включил такую конкретную заповедь в свои наставления… Хорошая была бы заповедь для людей. Вот Женя у меня тоже человек слова и дела, она еще неделю назад сказала, что приготовит на завтрак блинчики с творогом, которые, надо заметить, не так часто готовит, но готовит изумительно и так, что ей позавидует любой шеф-повар… Так вот, она обязательно приготовит сегодня на завтрак блинчики с творогом. А уж я к ним заварю исключительный чай…

      Возникла пауза. Валерий внимательно посмотрел на пришедшего, что-то вспоминая, но Розенский его на этот раз перебил, догадываясь, что темой может стать слышанная вечером история о чае или снова суббота, после чего можно и вовсе забыть о двадцати рублях:

      – Извини, Валера. Я действительно зашел по делу, а ты обещал и обещание, я знаю, всегда выполняешь… Мы говорили о двадцати рублях, которые очень мне нужны.

      – Да, конечно! Я знаю и приготовил. – Он нехотя полез в карман и вытащил маленький газетный сверток. – Здесь то, о чем говорили. Можешь на всякий случай проверить, сумма купюрами по три рубля, зелёненькими, они совсем новенькие, такими нам выдавали на неделе аванс. Вышла, правда, небольшая незадача. Дело в том, что двадцать рублей купюрами по «три» дать никак нельзя. Получается что или восемнадцать, или двадцать один рубль. Но я решил, что не имею права дать меньше, чем просит брат, поэтому здесь ровно двадцать один рубль. – Он продолжал держать деньги, не отдавая брату, и было совершенно понятно, что он давно приготовил эти деньги, чтобы отдать, но наговорил кучу