Собрание повестей и рассказов в одном томе. Валентин Распутин

которая шьет?

      – Ага.

      – Видел, она ж по деревне ходит.

      – Хочу взять ее к себе, – сказал Василий и повернулся к Петру.

      – Да ты что, отец, серьезно? – не сдержавшись, удивился Петр.

      – А чего? Нельзя мне, что ли?

      – Да почему нельзя! – забормотал Петр, не зная, что сказать. – Конечно. Ты еще не старый. Кто говорит, что нельзя?

      – Дело не в том, старый или не старый, – невесело поправил Василий. – Надоело мне самого себя обстирывать, самому себе кашу варить. Живу как арестант. Хозяйка нужна – вот какое дело.

      Они помолчали.

      – Заходи перед вечером завтра, бутылку на троих разопьем, свадьбу, стало быть, сыграем, – Василий усмехнулся. – Я Насте накажу, чтобы сготовила.

      Дома Василиса хлопотала на кухне.

      – Мать! – возбужденно закричал Петр, входя. – У нас отец женится.

      – Но, – бесстрастно откликнулась Василиса.

      – Точно говорю. Завтра приведет.

      – Пускай хошь тыщу раз женится, я к нему никакого касанья не имею.

      – Обидно, поди?

      – Чего ты, Емеля, мелешь? – вскинулась Василиса. – Обидно стало, изошлась вся от обиды – куды там! Полоумная она, раз идет за него. Добрая не пошла бы.

      Новую жену Василия звали Александрой, и была она не намного старше Анны, его первой дочери. Василиса впервые увидела ее утром из окна, когда Александра, припадая на одну ногу, шла через двор в уборную.

      – Да она хромоножка, – обрадовалась Василиса. – Я говорила, добрая за него не пойдет, так и есть. Теперь они заживут. Черт черту рога не обломит.

      В первое время Александра нигде не показывалась, отсиживалась в амбаре. Василий сам кипятил чай, сам ходил в магазин, но он тоже старался лишний раз на улицу не выходить. Для деревни его женитьба была ковшом меда, вылитым на муравейник: ее судили и рядили на все лады, после войны она стала самым важным событием, намного важнее любой смерти, случившейся за последние годы. У баб вдруг не стало хватать соли, хлеба, исчезли куда-то стиральные доски и утюги, и за всем этим они шли к Василисе, заводя разговоры о молодых – конечно, имелось в виду, что они спрашивают о Петре и Тане. И только бабка Авдотья, которая уже и тогда была глуховатой, хитрить не собиралась.

      – Ты, сказывают, сестричкой обзавелась, Василиса, – кричала она.

      – Тебе, старуха Авдотья, делать нечего, вот ты и ходишь, сплетни полощешь, – сердито отвечала Василиса.

      – А тебя за душу берет!

      – Мне начхать, мне ихнее исподнее белье не стирать.

      Бабка Авдотья обводила избу испытующим взглядом и снова кричала:

      – Сюды-то не заходит?

      – Пускай только зайдет, – я ей глаза выцарапаю.

      – Выцарапай, выцарапай, – поддакивала бабка Авдотья. – Ей волю дай, и тебя из избы выгонит. Ты, Василиса, с нее глаз не спускай.

      Вскоре они встретились, жить в одном дворе и совсем не встречаться было невозможно. Александра, выйдя из амбара, вдруг прямо перед собой увидела Василису и в нерешительности