Собрание повестей и рассказов в одном томе. Валентин Распутин

крышах, делает все дома старыми, похожими на прошлогодние скирды. Над Ангарой стоит дым: где-то горят леса.

      Колхоз уже откосился, уборку начинать еще рано. Колхозники, как могут, используют эту небольшую передышку для себя – теперь начинается личный сенокос. По утрам деревня уплывает на острова, уходит в тайгу, в домах остаются немногие, и они усердно по два раза в день, утром и вечером, поливают огороды. Над огородами, несмотря на жару, стоит дружный огуречный дух.

      У Петра и Насти покос в одном месте – от деревни пятнадцать километров. Бегать каждый день туда и обратно тяжело, поэтому уходят сразу на неделю, чтобы пораньше начинать, попозже заканчивать.

      На две семьи с ребятишками и с хозяйством остается одна Таня. Василий тоже мог бы никуда не ходить, но он уже привык к таким походам и считает себя обязанным помочь сыну и дочери. Впервые в этом году на сенокос увязался Васька, девятилетний сын Петра.

      Погода сенокосная, сено в жару сохнет быстро, но косить тяжело: трава перестояла и высохла еще на корню, так что только успевай отбивать литовки. У Василия прокос широкий, но недлинный, он часто останавливается и курит, отирая рукавом рубахи пот со лба и затылка.

      – Васька! – кричит он. – Где котелок?

      Васька бегом приносит воду, и Василий жадно пьет, потом задирает голову и щурится на солнце. Кажется, солнце, как мяч, закатилось в яму, откуда ему ни за что не выкатиться – вот и будет теперь жарить бесконечно.

      – Хошь бы какая дешевенькая тучка прикрыла, – бормочет Василий и снова берется за литовку.

      Петр косит в сторонке, он в майке, голову повязал носовым платком. Его литовка, вонзаясь в траву, уже хрипит от бессилия. Петр поднимает ее, окунает брусок в воду и начинает отбивать. Еще не отбив, он оглядывается на Василису – она давно уже неподвижно сидит на колодине.

      – Мать, – кричит он, – шла бы ты в шалаш. Пускай жара спадет, потом покосишь.

      Василиса не отвечает.

      – Мама, – услышав Петра, кричит Настя. – Иди, ставь обед, сейчас все придем.

      Василиса поднимается и подходит к Петру.

      – Сил нету, – печально говорит она ему и вздыхает. – Износилася. Думала, помогу, ан нет.

      – Ты чего, мать? – спрашивает Петр.

      – Я отойду, ты не думай. Вот полежу и отойду, а завтра сама своя буду. Это с непривычки, уж год не косила.

      Согнувшись, она уходит в шалаш, и все трое – Василий, Настя и Петр – смотрят ей вслед.

      – Давай перекурим, – кричит Василий Петру.

      Петр подходит к нему и, зажав между руками котелок, долго пьет. Потом он сдувает со лба капли нависшего пота и садится.

      – Чего это с матерью? – спрашивает Василий.

      – Старая, – обычным голосом отвечает Петр. – Сколько ей лет?

      – На два года моложе меня была.

      – Старая, – повторяет Петр.

      Поздно вечером они сидят у костра и пьют после ужина чай. Костер то взвивается вверх, и тогда, как одежда, на каждом из них отчетливо видна усталость,