Собрание повестей и рассказов в одном томе. Валентин Распутин

задумчиво посмотрела на старуху и ничего не сказала. Старуха выла с удовольствием, вкладывая в этот вой тоску и страх. У нее отнимали последнюю надежду, и она прощалась с ней. Она прощалась с собой перед тем, как навсегда потерять себя. Никто не мог отнять у нее это право – попрощаться с собой.

      В это время прибежала девчонка.

      – Перестань, старуха, – прикрикнула мать.

      Старуха умолкла не сразу, постепенно заглушая вой, словно она вместе с ним уходила в даль. Она оставила его у себя внутри, так что ни один звук не доносился наружу, и, повернув лицо, увидела девчонку. Девчонка понуро и удивленно смотрела на нее от порога. Они встретились глазами, и старуха совсем заглушила в себе вой, потому что теперь он был ей не нужен. Все ее силы сосредоточились на другом – на мысли, что девчонка будет жить дольше матери.

      – Эй! – сказала она и, приглашая, закивала головой. – Иди сюда.

      Девчонка подошла. Мать вышла из кухни, стала рядом с ней.

      – Пусть она будет шаманом, – жалобно попросила старуха у матери, протягивая руку к девчонке.

      – Перестань, старуха, – оборвала ее мать.

      – Беда будет, – запричитала старуха. – Меня не будет, беда будет. Шаман надо.

      – Мама, что она говорит? – испугалась девчонка, отступая от матери.

      – Я – последний шаман, – опять запричитала старуха. Больше нету. Я умру – беда будет. Надо ей быть шаманом.

      – Она умирает, – торопливо говорила мать. – Она старая-престарая.

      – А шаманы?

      – Давным-давно она была шаманкой, а теперь вспомнила. Ты не бойся. Она старая-престарая…

      – Ой-е-е, – причитала старуха.

      – Перестань, старуха! – крикнула мать.

      Старуха умолкла и закрыла глаза. Держась за мать и оглядываясь на старуху, девчонка пошла на кухню. Никто больше не сказал ни слова.

      Старуха лежала с закрытыми глазами и вспоминала, как давным-давно, когда она была совсем молодой, к ней приехал свататься человек с тофаларским лицом – все, что осталось теперь от него в ее памяти. Она вспомнила, как в первый вечер они, причмокивая, курили одну трубку и все время подталкивали друг друга локтями. Если бы старуха могла, она бы улыбнулась. Ей хорошо было вспоминать об этом, и она вспоминала дальше.

      Ночью старуха умерла.

      Ее хоронили через два дня. Весь поселок пришел попрощаться со старухой. Люди, не торопясь, проходили перед ней и заглядывали в ее неподвижное лицо, неподвижность которого наконец-то обрела смысл. Они отходили и шептались – почему-то никто не разговаривал вслух. И только потом, когда на кладбище вырос еще один холмик – ровно такой, сколько места заняла старуха в земле, председатель колхоза произнес речь:

      – Старуха была хорошим человеком, – громко, чтобы слышали все, сказал он. – Еще совсем недавно она не меньше мужиков добывала соболя.

      Девчонка стояла рядом с матерью и видела, как люди, соглашаясь, кивали головами.

      – В войну старуха больше всех купила облигаций, чтобы у нашей власти были деньги, – продолжал председатель.

      Две