Господь и покойник. Валерий Михайлов

денежно-смазочным веществом и прочими известными всем нам атрибутами. И этот интерфейс пережил революцию, социализм, перестройку и теперь благополучно переживает переход от демократии к религиозно-фашистской хунте. Никакая смена власти его не берет.

      После этих слов он махнул рукой и предложил выпить.

      Как я уже написал, была средина июля. У нас с Валей только-только начался отпуск, большую часть которого мы решили провести в Турции. Валюша уехала на пару дней проведать родных, и я был дома один. Остался отоспаться за весь трудовой год. Устав лежать в постели, я решил сходить на рынок, купить что-нибудь поесть, а заодно и немного размяться.

      В подъезде я столкнулся с ревущим Ильюшкой. Оглашая окрестность своими воплями, он шел домой, куда при помощи хворостины, словно селянка корову, его гнала мать. В свои 4 года Илья был еще тем «цветочком». Впервые я обратил на него внимание в прошлом году, когда он стоял у входа в подвал и кричал:

      – Бабай!

      До этого он несколько раз порывался на разведку подвальной части нашего дома, и чтобы его урезонить мать или бабушка рассказали ему о живущем в подвале Бабае, который вот уже на протяжении нескольких веков работал детским кошмаром. Илья на этот рассказ отреагировал по-своему. В зависимости от настроения он либо рвался к Бабаю в гости в подвал, либо кричал ему, чтобы он выходил гулять.

      Несколько дней назад я встретил его бабушку. Она тащила на улицу ковер.

      – Куда это вы его тянете? – спросил я.

      – На речку. Стирать. Илья, гад такой, на ковер в зале нассал.

      Услышав это, вертевшийся тут же Илья воодушевился и заявил:

      – Так что, я могу теперь тебе на него и насрать?

      В другой раз он подбежал к сидящей на лавочке тетке с нашего дома и чуть ли не до крови цапнул ее за ухо.

      – Опять что-то натворил? – поинтересовался я у матери этого достойного отпрыска.

      – Написал девочке в ведерко в песочнице. Та играла себе там спокойно, а он подбежал, гад, отобрал ведро и нассал, – ответила она.

      – А зачем? – спросил я у него.

      – А куда мне было писать? В песок же нельзя, – ответил сквозь слезы Илья.

      У подъезда стоял гроб со старушкой из нашего подъезда. Рядом толпились в меру скорбящие родственники. Покойница бездыханно лежала в гробу, как все нормальные покойники, да и умерла она по-людски: сначала долго болела, затем впала в маразм. Начала, как это принято у маразматиков мазать какашками стены и пол в квартире, а когда оставалась одна, ложилась на коврик у входной двери.

      Когда жившие с ней сын или невестка у нее спрашивали, зачем она это делает, она отвечала:

      – А как же? Вас никого дома нет… а вдруг воры? А так они дверь откроют, а тут я…

      Так что ее смерть была вполне обычной, естественной и, можно сказать, долгожданной.

      Глядя на гроб, я подумал: «С одной стороны, в подавляющем большинстве мы боимся