Золотая чаша. Генри Джеймс

И прибавил, как будто его слова прозвучали недостаточно определенно: – У нее на это, прости господи, эгоизма не хватит.

      – И я то же самое хотела сказать, – немедленно подхватила Шарлотта. – У нее не хватает эгоизма. Просто нет никакой необходимости что-то делать для нее, абсолютно никакой. Она такая скромная, – углубляла свою мысль Шарлотта, – и всегда обходится малым. То есть, если кто-то ее любит… Или, вернее, нужно было сказать – если она кого-то любит. Тогда она все оставляет без внимания.

      Князь слегка сдвинул брови, словно отдавая все же дань серьезности.

      – Что оставляет?

      – Да все – все, что вы могли сделать, но не сделали. Она все оставляет без внимания, кроме только своего собственного желания быть доброй к вам. Она требует усилий только от себя самой, ни от кого другого… Если еще ей вообще приходится требовать. Но ей особенно и не приходится. У нее все получается само собой. И это ужасно.

      Князь внимательно слушал, но, блюдя приличия, не высказывал своего мнения.

      – Ужасно?

      – Ну, если только вы сами не будете почти таким же хорошим, как она. Она создает для человека слишком благоприятные условия. Нужно иметь большой запас порядочности, чтобы такое выдержать. А такой порядочности нет ни у кого, – тем же тоном продолжала Шарлотта, – нет такого порядочного, такого хорошего человека, чтобы все это выдержал. Разве что если обратиться к религии или к чему-нибудь в этом роде. Предаться молитве и посту, словом – стараться изо всех сил. Уж мы-то с вами точно не такие, – сказала Шарлотта.

      Князь добросовестно размышлял с минуту.

      – Недостаточно хорошие, чтобы это выдержать?

      – По крайней мере, мы недостаточно хороши, чтобы не почувствовать такой нагрузки. По-моему, мы с вами из тех, кого легко избаловать.

      Ее собеседник, опять-таки блюдя приличия, поддержал дискуссию:

      – Право, не знаю. Разве любовь к ней не может укрепить ту самую порядочность, ослабленную ее любовью к вам, ее «порядочностью»?

      – Ах, разумеется, должно быть, все так и есть.

      Но все-таки она сумела заинтересовать его своим вопросом.

      – Я понимаю, что вы имели в виду: все дело в том, что, если уж она кому доверяет, то доверяет беспредельно.

      – Да, в этом все и дело, – согласилась Шарлотта Стэнт.

      – А почему, – спросил князь почти ласково, – почему это так ужасно?

      Ему никак не удавалось этого понять.

      – Потому что так всегда бывает, когда человека невольно жалеешь.

      – Нет, если вместе с этим хочешь и помочь.

      – Да, но если нельзя помочь?

      – Можно. Помочь всегда можно. То есть, – прибавил он со знанием дела, – если любишь этого человека. А ведь мы с вами говорим как раз об этом.

      – Да, – согласилась она в общем и целом. – Значит, все сводится к тому, чтобы мы отказались избаловаться.

      – Конечно. Но ведь к этому и вообще все сводится, – со смехом прибавил князь, – вся ваша так называемая «порядочность».

      С