Дети войны. Евгений Николаевич Стребков

Через некоторое время дверь открылась и согнувшись, в нее вошел немец, которого они видели во дворе.

      – Здравствуйте! – сказал дед, немного наклонив голову.

      Солдат, войдя, выпрямился. Достал трубку изо рта и, выпустив струю дыма, сверху вниз посмотрел на деда.

      – Guten Tag! (Добрый день!) – сказал он не спеша.

      Показав на деда трубкой, спросил:

      – Du Hausvater? (Ты хозяин дома?)

      Дед сделал шаг назад, развел руки в стороны:

      – Не разумею, гер солдат.

      Немец поморщился.

      – Das macht nichts. Bald sprechen Sie die Sprache der Gastgeber! (Ничего страшного. Скоро будете говорить на языке господ!) – сказал он величественно. Еще раз посмотрел на деда и, подбирая слова, спросил, – Ти хозяйн?

      – Так точно, гер солдат! – сказал дед.

      Немец, сунув трубку в рот, направился осматривать дом. Дед Проша шел сзади. Осмотрев все, заглянул за занавеску, где находились женщины с детьми. Спросил, обращаясь к деду:

      – Твой Ehefrau und Kinder? (Твоя жена и дети?)

      Прокофий закивал головой:

      – Мои это, мои, гер солдат! Жена, дочери и внучки!

      Немец подошел к окну, выглянул во двор.

      – Es ist gut! (Хорошо!)

      – Hier wird ein Offizier Leben! Verstanden?! (Здесь будет жить офицер! Понял?!) – повернувшись к деду, сказал он.

      Тот непонимающе смотрел на немца. Солдат, вынув трубку изо рта, снисходительно улыбнулся и похлопал деда по плечу. Больше ничего не сказав, вышел из дома, что-то мелом написал на воротах, сел верхом на лошадь и, попыхивая трубкой, не спеша поехал вдоль улицы.

      – Зачем он приезжал? Что хотел? Что с нами будет? – засыпали женщины вопросами деда.

      Прокофий достал кисет, не спеша свернул цигарку. Закурил. Выпустив струю дыма, прикрикнул:

      – Цыц! Раскудахтались!

      Помолчал немного и тише добавил:

      – Пока живы все! Из дома на улицу не выгнали! А дальше видно будет, поживем, увидим!

      До вечера больше ничего не произошло. По улице проходили одиночками и целыми подразделениями немецкие солдаты, располагались на постой в соседних домах, но к ним больше никто не зашел. В доме все немного успокоились.

      Ближе к вечеру Прокофий через задний двор вышел на огород. Дождь прекратился, и холодный северный ветер почти разогнал тучи. Стало холодно. Чувствовалось, что вот-вот пойдет снег. Посмотрел в сторону, где была спрятана картошка. Закурил. «Вовремя картошку спрятали, – подумал дед, – Но ходить туда нужно только ночью, а то не дай Бог, немцы или соседи увидят».

      – Как дела Прокофий! – услышал он тихий окрик.

      Повернувшись в сторону голоса, увидел, что у изгороди стоит соседка. Снял картуз:

      – Доброго здоровьица соседушка! Дела, как сажа бела!

      – Немцы то стоят у вас? – продолжила она.

      – С утра съехали!

      – А у меня до сих пор полна горница, как тараканы, а гогочут то словно гуси! Все продукты подъели, да повывезли! – слезливо пожаловалась женщина, – Как жить буду? Не знаю! А у вас?!

      – У нас тоже все вывезли!

      Дед, плюнув в ладонь, загасил окурок и положил его в карман.

      – Ладно, соседушка,