Кумач надорванный. Книга 2. Становление.. Игорь Бойков

за сохранение Союза! Воля народа грубо попрана…

      Прокурорский работник с брезгливостью выпятил влажную губу.

      – Воля народа?.. Перестаньте, вы не на митинге.

      – Да причём здесь митинг? Я говорю о юридической стороне вопроса. Вы, блюститель закона…

      Прокурорский работник посуровел, застучал по столу костяшкой пальца.

      – Как блюститель закона я снова повторяю: Советского Союза не существует. Все его органы власти нелегитимны. Созыв так называемого чрезвычайного съезда союзных депутатов будет квалифицирован как попытка государственного переворота.

      Алкснис, забываясь, с ожесточением полез в спор:

      – А Беловежье – не государственный переворот?! А надругательство над народной волей – не переворот?! А то, что ветеранов войны, безоружных стариков дубинками лупили в центре Москвы – это не фашистский террор?! Эх вы, законник… Вчерашний коммунист…

      Прокурорский работник действительно много лет состоял в КПСС. Слова Алксниса царапнули его по больному.

      – Вам не хуже меня известно, что КПСС напрямую причастна к путчу ГКЧП. КПСС привела страну к краху. Какое у неё может быть моральное право на что-то претендовать? Деятельность КПСС законодательно приостановлена. Нет больше такой партии. Всё!

      Алкснис ожёг прокурорского работника взором.

      – В фашистской Германии компартию запрещали…

      Прокурорский, выходя из себя, прогромыхал:

      – Довольно развешивать ярлыки! Я вас официально предупреждаю: любые решения от имени так называемого шестого чрезвычайного съезда антиконституционны. Если они последуют, мы привлечём всех бывших депутатов к ответственности!

      В те же дни, помимо Алксниса, в прокуратуру вызвали Носова и Умалатову. Им грозили ровно тем же – уголовным преследованием за созыв съезда.

      – XV —

      Михаил, догадавшись, что с Валерьяном неладно, приковылял в общежитие сам.

      Валерьян, согнувшись над тумбочкой, вычерчивал замысловатую функцию на миллиметровой бумаге. Михаил сразу увидел продолговатый, замазанный зелёнкой рубец на голове Валерьяна.

      – Как чувствовал, – произнёс он. – Значит, тебе тоже досталось?

      Лутовинов, открывший ему дверь, прокашлял в усы.

      – Счастье, что молодой. Как на собаке заживает. Если б меня так…

      Беседовать с Михаилом Валерьян пошёл на улицу. В жилой комнате было не повернуться: Лутовинов с крановщиком Корнеевым расставили на другой тумбочке шахматы, в кухне женщины возились у плит.

      Валерьян и Михаил вышли проулком на пустырь с круглым, оттаивающим прудом посередине. Они присели на ствол спиленного тополя, подсушенный теплеющим солнцем. Михаил, слушая рассказ, сплёвывал, щерил рот, сипел, ругаясь.

      – Они специально нас на Тверскую пропустили, чтобы избить. На ней не развернёшься. Справа и слева шеренги, сзади отсекают, с боков… давят щитами и дубинками по головам. Прорвёмся через один кордон, другой появляется.

      Михаил