Путешественница. Диана Гэблдон

для спасения чести дамы. Чести моей жены, – значительно прибавил Фрэзер. – Полагаю, это нельзя называть трусостью.

      В его голосе не слышалось ни малейших сомнений в том, что он говорил от чистого сердца.

      – Но я же ничем не помог вашей жене, – грустно парировал Грей. – В действительности же никакой угрозы для нее не было.

      – Однако вам это было неизвестно, не так ли? – заметил Фрэзер. – Вы стремились ее спасти и спасти ее честь, рискуя собственной жизнью, и таким образом оказали ей услугу, о которой я многократно вспоминал. Особенно когда потерял Клэр.

      Легкую дрожь в голосе Фрэзера мог бы уловить только очень внимательный слушатель.

      – Понятно.

      Грей набрал в грудь воздуха и промолвил:

      – Соболезную вашей потере.

      Оба погрузились в молчание, думая о своих призраках. После этого заключенный поднял взгляд на Грея и сделал глубокий вздох.

      – Ваш брат говорил правду, майор, – проговорил он. – Благодарю вас и желаю доброй ночи.

      Фрэзер встал, поставил стакан и вышел из комнаты.

      Визиты к начальнику тюрьмы напоминали ему об одиноких годах жизни в пещере, когда он время от времени приходил к семье, источнику жизни и тепла. Тут же он покидал тесную грязную и жалкую тюремную камеру, попадал в уют майорских комнат и мог расслабиться за разговором и сытным ужином, согреться и отдохнуть душой и телом.

      Врочем, он отчего-то казался себе при этом самозванцем, чувствовал, что утерял некую важную часть своей натуры, которая не может вынести обычной жизни. Возвращение в камеру с каждым следующим разом давалось ему все с большими усилиями.

      В холодном коридоре на сквозняке он ждал, когда охранник откроет дверь в камеру. Он уже слышал храп и стоны спящих товарищей; вскоре дверь отворилась, и в нос ему ударила стойкая едкая вонь.

      Фрэзер быстро набрал воздуха и, пригнув голову, вошел.

      Когда его тень упала на лежавшие тесной кучей человеческие тела, а дверь позади него захлопнулась, отрезав свет, сонные узники зашевелились, а некоторые проснулись.

      – Что-то ты нынче припозднился, Макдью, – послышался хрипловатый спросонья голос Мардо Линдси. – Завтра небось с ног будешь валиться.

      – Я справлюсь, Мардо, – прошептал Фрэзер, переступая через спящих.

      Он снял плащ, аккуратно положил его на лавку, взял грубое одеяло и нашел свое место на полу. Все это время его высокая фигура маячила на фоне подсвеченного луной окошка.

      Когда Макдью улегся с ним рядом, Ронни Синклер перевернулся, сонно поморгал почти невидимыми в лунном свете, песочного цвета ресницами и спросил:

      – Ну как, Макдью, хорошо тебя угостили?

      – Да, Ронни, спасибо.

      Он поворочался на каменном полу, стараясь устроиться поудобнее.

      – Завтра расскажешь?

      Узники получали странное удовольствие, слушая о том, что подавалось на ужин, воспринимая тот факт, что их предводителя хорошо кормили, как некое отличие или поощрение для всех них.

      – Ага, расскажу,