Когда наступит тьма. Жауме Кабре

его удивленно рассматривал, он не узнал.

      – Чего тебе?

      Он так долго ждал этой минуты, что не знал, какие именно выбрать слова.

      – Привет.

      Мужчина напряженно вгляделся в непрошеного гостя. Потом вынул из кармана очки и нацепил их. И дальше смотрел на него, не понимая, в чем дело.

      – И что? – спросил он, нетерпеливо вздыхая.

      – Ты обещал, что будешь навещать меня каждое воскресенье. И за двенадцать лет воскресений прошло немало.

      – Да кто ты такой?

      – И каждое воскресенье я говорил себе: сегодня, я уверен, он придет и принесет мне сладкой ваты на палочке.

      – А, сука, вот ты кто. Ну и вымахал ты.

      – Да. Я все думал: у моих одноклассников есть фотографии с родителями, но вот сегодня ко мне придет папа, и мы тоже сфотографируемся. Можно я зайду?

      – Ну и как твои дела, – промямлил человек без всякого интереса.

      – Каждое воскресенье я ждал, что в это воскресенье ты придешь. И все напрасно. Ты что, работал не покладая рук?

      – Да уж на месте не сидел.

      – Можно я зайду?

      – Не надо. У меня тут все очень…

      – Пойдем пообедаем, тут внизу есть ресторан. Мне дали пятьдесят песет…

      – Гляди-ка, как тебя балуют.

      – Мне их дали, чтобы я нашел работу.

      – А, ну тогда…

      – Да.

      – Ты очень возмужал.

      – А ты осунулся.

      Эй-ты поглядел на него, надеясь, что отец даст ему войти.

      – Ну? – нетерпеливо спросил он.

      А тот стоял как истукан, все подпирая дверь, как будто боялся, что она на него рухнет. Эй-ты продолжал настаивать:

      – Как ты думаешь, папа, что мне теперь делать?

      – Послушай, сейчас я очень занят. Давай-ка лучше…

      – А мама, что с ней произошло? Из-за чего она покончила с собой?

      – Поверь мне, лучше не копаться в этом дерьме.

      – Из-за чего она покончила с собой?

      Его отец проглотил слюну и попытался захлопнуть дверь, но Эй-ты быстрым движением удержал ее.

      – Ты снова женился? У меня есть братья, сестры?

      – Это все не твое дело. – Он махнул рукой, словно стирая со школьной доски. – Что было, то прошло.

      Эй-ты едва удержался, чтобы не плюнуть ему под ноги. Он заранее проиграл в голове три-четыре варианта того, как может пойти разговор с отцом, но это было слишком жестоко: такого он себе и представить не мог. У этого человека, заросшего пылью, в тусклом свете плохо проветренной и пахнущей чем-то прогорклым квартиры, в очках, готовых в любую минуту сползти с кончика его носа, еще хватило духу, чтобы сказать ему «что было, то прошло»… Все это только добавляло масла в огонь. Эй-ты повернулся и ушел, не плюнув, не выругавшись, ничего не сказав, скрывая ярость, перемешанную с болью. На верхнем этаже кто-то играл на пианино. Он еще не успел спуститься на полдюжины ступеней, когда услышал, что дверь закрыли, почти неслышно, как бы стыдясь; однако закрыли ее навсегда. Тут