Замыкая круг. Роман Константинович Лунев

года назад. Значит, год рождения Самуил Яковлевич поставит одна тысяча девятьсот четвертый.

      Старик, вынув крошечную записную книжечку и остро отточенный карандаш, начал что-то записывать. А я поразился тому, как точно он определил мой возраст. Хотя мне всегда давали меньше, чем было в действительности. И поговорку что «маленькая собачка и в старости щенок» я и сам часто примерял на себя.

      – Место рождения – поселок Тихменевский, или вам-таки, молодой человек, больше подходит Тарайка?

      – А почему эти два населенных пункта?

      – Ах, скажу я вам, молодой человек, потому что за эти две деревни Самуил Яковлевич точно знает, что учетные книги сожгли японцы в 1905 году.

      – На Сахалине?

      – Конечно, разве так трудно догадаться?

      – Ну, давайте – Тарайку.

      – А как молодой человек хотел бы назваться?

      Вот тут я на некоторое время задумался. С одной стороны, мои имя и фамилия тут никому ничего не говорят, откликаться на них я могу вполне натурально и не «проколюсь». Но, с другой стороны: вполне возможно, что кто-то успел услышать мой первый разговор с Берзиным еще здесь, за ширмой! Лучше, все-таки, перестраховаться. Но тогда какое имя выбрать?.. В последние месяцы перед провалом в прошлое я, что называется, подсел на Стругацких. Раньше знал только «Обитаемый остров». А тут перечитал сразу несколько книг – «Трудно быть богом», «Стажеры», «Полдень XXII век», «Волны гасят ветер», «Град обреченный», «Жук в муравейнике»… и сейчас, вспоминая, ощутил себя вот именно таким «жуком»!.. Оперативный псевдоним пришел в голову сам:

      – Лев Вячеславович Абалкин, – прошептал я, наклонившись к уху старика.

      – Ну, все, молодой человек, Самуил Яковлевич все записал, поправляйтесь, паспорт будет готов дней через десять.

      – Самуил Яковлевич, а фотография? – быстро проговорил я.

      – Ах, молодой человек, о какой-такой фотографии вы говорите? Ведь фотографии ввели в паспортах только в этом году!

      – И еще, да, – посетитель нагнулся к кровати и положил под подушку большой пухлый конверт. – Это вам просили передать после того, как Самуил Яковлевич возьмет-таки свой гонорар.

      Открыв конверт я увидел две пачки банкнот, перетянутые широкой тесьмой. Одна была однородной, составленной из банкнот по 10 червонцев, а вторая – частично из «десяток», а частично из банкнот другого номинала.

      12

      Известно: нет ничего хуже, чем ждать и догонять! Время в информационном вакууме тянулось медленно, словно худая резина, а здоровье мое довольно-таки резво шло на поправку. Эх, выпрут меня из больнички еще до готовности паспорта! И куда я пойду?.. Или не выпрут? Наверное, все-таки, до паспорта – не выпрут. Вряд ли. Эдуард Петрович наверняка дал по этому поводу соответствующие указания.

      Я оказался прав.

      Но отзвук чекистских сражений все-таки проник в относительную тишину моей больничной кельи. Отзвук имел форму нового номера «Советской Колымы», который больные зачитали до дыр. Его принесла давешняя санитарка Сара Соломоновна. Как сказала, –