Правда. Терри Пратчетт

меня понимаешь, господин? – спросил он.

      – Разрази меня гром.

      Гунилла пихнул Уильяма локтем под ребро.

      – Как думаешь, это значит «да» или «нет»?

      – Наверное, «да».

      – Отлично. Значит, слушай, что я скажу: если будешь продавать вот эти штуки по, скажем, двадцать пенсов – сможешь оставить себе…

      – Эй, нельзя же продавать их настолько дешево, – сказал Уильям.

      – Почему это?

      – Почему? Потому что… потому что… потому что тогда кто угодно сможет их прочитать, вот почему?

      – Ну и хорошо – это значит, что кто угодно сможет заплатить за них двадцать пенсов, – спокойно ответил Гунилла. – Бедняков больше, чем богачей, а деньги они отдают охотнее.

      Он скорчил гримасу, разглядывая Старикашку Рона.

      – Может, это и странный вопрос, – начал он, – но у тебя друзей, случайно, нет?

      – Говорил я им! Говорил! Разрази их гром!

      – Кажется, есть, – сообщил Уильям. – Он часто ходит с компанией… э… бедолаг, которые живут под мостом. Ну, не совсем ходит. Скорее ковыляет.

      – Так вот, – продолжил Гунилла, размахивая перед Роном экземпляром «Правды», – можешь передать им, что, если они будут продавать эти листки по двадцать пенсов за штуку, я разрешу вам оставить себе с каждого листка по блестящему звонкому пенни.

      – Да ладно? А ты можешь засунуть свой блестящий звонкий пенни туда, где солнце не светит, – сказал Рон.

      – Ах вот как, значит… – начал Гунилла.

      Уильям положил ладонь ему на плечо.

      – Подожди-ка минутку… Что ты сказал, Рон? – спросил он.

      – Разрази меня гром, – ответил Старикашка Рон.

      Фраза была сказана голосом, похожим на голос Рона, и, казалось, произошла примерно из того места, где находилось его лицо, вот только подобной связности от него обычно было не добиться.

      – Ты хочешь больше, чем пенни? – осторожно спросил Уильям.

      – Не меньше пяти пенсов за штуку, – ответил Рон. Вроде как.

      Что-то привлекло внимание Уильяма к серой дворняге. Та дружелюбно посмотрела на него и сказала:

      – Гав?

      Уильям снова поднял глаза.

      – Ты в порядке, Старикашка Рон? – спросил он.

      – Гутылка фива, гутылка фива, – загадочно произнес Рон.

      – Ладно… два пенса, – уступил Гунилла.

      – Четыре, – словно бы ответил Рон. – Но давай-ка не будем зацикливаться на мелочах. По доллару за тридцать штук?

      – Заметано, – сказал Доброгор, плюнул на ладонь и протянул бы ее, чтобы закрепить договор, если бы Уильям не успел в нее вцепиться.

      – Не надо.

      – Почему это?

      Уильям вздохнул.

      – Вы какими-нибудь жуткими обезображивающими болезнями страдаете?

      – Нет!

      – А хотите парочку?

      – О.

      Гунилла опустил руку.

      – Передай своим приятелям, чтобы скорее шли сюда, ладно? – сказал он. Потом повернулся к Уильяму: – Им ведь можно доверять?

      – Ну… по большей части, – сказал Уильям. – Но растворители