Дракон с королевским клеймом. Оливия Штерн

Но если я приму этот подарочек, то буду обязанной наместнику».

      – Берите, – сердито сказал гвардеец, все еще протягивая металлический перстень. – Дармовые рабочие руки. Это всегда хорошо.

      – В самом деле, – выдавила Вельмина, – куда уж лучше!

      Перстень лег в ладонь холодной тяжестью, и точно так же тяжело сделалось на сердце.

      – Передайте мои благодарности его светлости герцогу Ариньи, – с трудом проговорила она.

      – Всенепременно передам, госпожа де Триоль, – кивнул гвардеец и, уже обращаясь к товарищу, прикрикнул: – Идем, что уставился? Мы приказ выполнили, наше дело маленькое.

      Вельмина нашла в себе силы проводить гвардейцев до дверей, все еще сжимая в кулаке перстень. Сама закрыла тяжелые створки и только потом обернулась и посмотрела на «подарочек». Оборванец все так же сидел на полу, его плечи мелко тряслись, и Вельмине показалось, что он смеется.

      – Не вижу причин для смеха, – сказала она сердито, – лично мне совсем не смешно. Я не просила его светлость о чем-то подобном. У меня даже в мыслях не было, сколь богата его фантазия!

      Оборванец не ответил. Вельмина обошла его по кругу, чтобы заглянуть в лицо, – и, заглянув, отпрянула. Та половина лица, что не была скрыта под повязкой, была багровой, словно и ее опалило. И оборванец не смеялся, нет. Из его единственного глаза, обожженного, покрасневшего, текли слезы, и он беззвучно рыдал, до крови прокусив губу.

* * *

      Первой очнулась Тавилла. Она рассеянно поправила чепец – всегда так делала, пребывая в растрепанных чувствах, – затем разгладила передник и громко сказала:

      – Ну и жмот.

      А вот Вельмина все не могла собраться с мыслями и понять, что же делать дальше. Стальной перстень жег ладонь, и она бы его выбросила, но как тут выбросишь, когда в доме – нищий, израненный и больной, но который может быть и опасным для одной женщины и двух, считай, стариков.

      Тавилла в ответ на непонимающий взгляд Вельмины сварливо пояснила:

      – Щедрый мужчина никогда бы не сделал такого подарочка, госпожа. Щедрый мужчина прислал бы хорошего плотника и сам оплатил его услуги. А с этим что делать? Великие Пять! Да у него небось вшей полно. Или помрет в нашем доме, попомните мое слово, помрет.

      – Подожди, – Вельмина постепенно оживала, – с этим надо что-то делать… Не знаю, правда, что. Давай, напишу наместнику, что он мог бы прислать сразу и лекаря…

      – А одежда? Вы только посмотрите, – причитала Тавилла, – лохмотья! У него даже нет одежды. Что ему, голым здесь ходить? Нет, госпожа, жмот – он и есть жмот!

      Мужчина затих, успокоился, потом, все еще сидя на полу, повернулся к Вельмине и посмотрел на нее так, что стальное колечко само вспорхнуло на палец. Во взгляде оборванца – а теперь еще и собственного раба Вельмины – полыхала такая ненависть, что она невольно попятилась. Но затем заставила себя шагнуть вперед, ближе, еще ближе, невзирая на предостерегающее шиканье Тавиллы. Остановилась так близко от мужчины, что он при желании мог бы протянуть руку и дернуть ее за подол платья.

      – Послушай, –