Гой. Пётр Межурицкий

Моисеевич тебе жизнь спас, а ты…». У воина на глазах выступали слезы, и он начинал мямлить: «Простите, братцы, сам не знаю, что на меня нашло». Это повторялось изо дня в день. И спася еще несколько жизней, военный хирург заходил в заветную резервную палату, чтобы принять живительную порцию откровений бредящего Семена. А Семен, казалось, был неисчерпаем. Например, нес такое:

      «Иудейско-либеральная цивилизация простых людей сорвет планы Неведомых по завоеванию Земли, которые воплощал Гитлер, но ему на смену пришел уже другой усатый, истинный победитель большевизма, начавшегося при Моисее, чьим очередным воплощением был Ленин».

      «Что за бред, – думал Павлазар Моисеевич, – этот Семен ничего не понимает или нарочно путает. Какой же Ленин Моисей, вы меня извините? Моисей ушел, чтобы никто не узнал, где его останки покоятся, а этот лежит в мавзолее своего имени, как прямая противоположность Моисею, хотя, нет…». Военный хирург усилием воли пытался остановить свою мысль, которая в перспективе могла напугать его самого, но надолго задержать ее не удавалось, и она прорывалась в сознание. «…хотя, нет, – продолжалась с того места, где была прервана, мысль, – это Усатый отомстил Моисею, выставив тело Ленина на всеобщее обозрение».

      – Послушай, красноармеец Свистун, – обратился он к Семену, когда тот, пребывая в сознании, переводил дух после предыдущего бреда перед следующим, – а почему ты не обрезан?

      – Так ведь папа мой – комиссар, – попытался было пуститься в пространные объяснения Семен, но военврач прервал его репликой:

      – Тогда потерпи.

      Когда до Семена дошло, что он обрезан, бред его возобновился с новой силой. Павлазар Моисеевич едва успел подготовить тетрадку и карандаш.

      «Усатый использовал евреев, чтобы одолеть Гилера так же, как он использовал их, чтобы одолеть Троцкого, и теперь они становятся ему практически не нужны – на радость славянам и не только, – как ни в чем не бывало продолжал бредить Семен, словно оглашая программу партии Ленина-Сталина на долгие годы вперед. – Евреев уберут из всех органов власти, выгонят из всех научных и проектных институтов, больниц, школ, заводов, фабрик, шахт и рудников, отберут у них все правительственные награды, квартиры и приусадебные участки, после чего вышлют во внутреннюю Монголию, чтобы заодно насолить китайским товарищам».

      «Что он несет?» – думал Павлазар Моисеевич, но на душе все равно становилось легче.

      Семен прервал бред, открыл глаза и помимо воли произнес, как ему казалось, нечто способное поразить Павлазара Моисеевича в самое сердце:

      – Скоро врач станет самой опасной еврейской профессией.

      – Она уже самая опасная, – невозмутимо отреагировал военный хирург. – Ты как-нибудь загляни в общую палату, послушай, что обо мне находящиеся под наркозом бойцы говорят. Из каждых десяти семеро проклинают меня и угрожают мне самыми страшными карами, двое пребывают в сомнениях и лишь один благодарит за