Деньги для киллера. Татьяна Полякова

идеи вселенской справедливости, а я дремала, а потом и вовсе крепко уснула. Правда, ненадолго. Дождь перешел в ливень, в небе загремело, заполыхало, а Сонька принялась выть. Грозы она до смерти боится, утверждает, что в детстве ее молнией ударило, я думаю, даже не один раз.

      – Сунь голову под подушку, – посоветовала я. Сонька сунула и при каждом раскате грома тихо скулила. Кого хочешь разжалобит. Я стала ее утешать и по плечу поглаживать. Тут она голову подняла и вдруг стала бледнеть.

      – Ты чего? – испугалась я.

      – Слышишь?

      – Что, гром?

      – Нет. В чулане кто-то ходит.

      – Да кто там ходит?

      – Он…

      – Дурища, как он ходить-то может? Мы его у амбара зарыли.

      Сонька жутко побледнела и начала креститься, конечно, и на меня страха нагнала.

      – Слушай, ненормальная, хочешь, я пойду в чулан, посмотрю? – разозлилась я.

      – Не надо, – теперь она еще и заикалась. – Я одна боюсь.

      Тут я решила, что в чулане мне делать совершенно нечего, и вроде бы тоже начала бледнеть.

      – Бежим к Максимычу, – простонала Сонька.

      – Вымокнем до нитки, – усомнилась я, – и гроза.

      – Добежим.

      Мы накинули на голову старый дождевик и бросились к реке. На другом берегу в серых потоках воды появилась фигура в жутком балахоне. Сонька начала оседать, заваливаясь вправо, но тут Максимыч замахал руками и крикнул:

      – Давайте бегом!

      Мы перебрались к нему и заспешили в дом.

      – А я уж к вам собрался, – сказал он, снимая плащ-палатку. – Гроза-то, а? Беспокоился, как вы там. Софья Павловна грозу уважает.

      – Уважаю, – кивнула Сонька. – Согреться бы.

      – Самовар горячий.

      – А печка? – спросила я.

      – С утра топил.

      Мы выпили чаю, и я забралась на печь греться. Было тепло и уютно. От покойника мы избавились, дождь все следы смыл, можно забыть эту историю и жить, как раньше. Через час гроза кончилась, я выглянула из-за занавески: Сонька с Максимычем мирно играли в «дурака».

      – Девки, подъем! – Я потянулась и открыла глаза. Сонька рядом зашевелилась.

      – Который час? – спросила я Максимыча.

      – Девять. Засиделись мы вчера с Софьей.

      – Кто выиграл?

      – Я. Глянь, Маргарита, чего в деревне делается.

      – Чего ж в ней такого особенного? – насторожилась я.

      – А ты выйди на улицу-то, выйди.

      Я вышла на крыльцо и ахнула: деревня вдруг ожила, у каждого дома красовались машины, а у неизвестного музыканта целых три. Мне стало нехорошо при мысли о том, как близко мы были от беды.

      – Дачники приехали. В три дома на все лето. Пенсионеры, – довольно заметил Максимыч.

      – Теперь тебе что не жить, – кивнула я, – не заскучаешь.

      Тут на крыльце возникла Сонька.

      – Максимыч, у тебя картошки на посадку не будет?

      – Найдем.

      – Что это за любовь к сельскому хозяйству? – удивилась я, когда мы шли к дому.

      – Ну, не знаю. Дачники должны картошку сажать. Не можем мы здесь жить, ничего не делая.

      – А