За пеленой лжи. Евгения Горская

не то всхлипнула. – Вдруг свекор со свекровью заявятся…

      Маша не понимала, чем она могла помешать встрече с родителями Геннадия, но спорить не стала. Сестре виднее.

      До подъема оставалось еще семь минут, но Маша, войдя в детскую, весело крикнула:

      – Подъем! Ура!

      Она улыбалась детям и думала о том, что напрасно отказалась от работы няней в одной обеспеченной семье. Деньги предлагали хорошие, и хозяева, по словам соседки, которая летом предложила познакомить Машу с потенциальными работодателями, были неплохими. Соседка приходила к потенциальным работодателям убирать квартиру.

      Маша отказалась сразу, превращаться в обслугу ей решительно не хотелось.

      Напрасно отказалась, теперь она ничем не сможет помочь сестре. В смысле, деньгами не сможет. Денег у них с мамой оставалось только дожить до маминой пенсии.

      Еще сто тысяч лежали на вкладе на случай непредвиденных обстоятельств, но эти деньги и мама, и Маша трогать боялись.

      Только вечером, когда всех детей разобрали родители, Маша подумала, что, жалея сестру, совсем не думает о Геннадии, которому, по-хорошему, еще бы жить и жить.

      Впрочем, Геннадия она видела только однажды, когда приехала поздравить Юлю с днем рождения, и, пожалуй, даже не узнала бы его, встретив на улице.

      А Юля ее сестра.

* * *

      – Заходи, – Виктор отпер дверь, потянул Нину за руку.

      В прошлый раз было так же. В прошлый раз она тоже, медленно и послушно расстегнув куртку, положила ее на стул.

      Только в прошлый раз ему пришлось включить свет в прихожей, потому что было уже темно.

      – Иди сюда, – он прошел на кухню, включил чайник. Полез на полку, достал бутылку коньяка, рюмки.

      В прошлый раз он тоже налил ей коньяк, но она к нему не притронулась.

      На этот раз Нина коньяк пригубила. Поморщилась и села на табуретку, выдвинув ее из-под стола.

      В прошлый раз она сказала ему, что ушла от мужа, потому что больше ему не нужна. Она говорила об этом, нервно хихикая, и ему тогда захотелось убить мерзавца, способного сделать ее такой несчастной.

      Если бы она плакала, а не хихикала, она бы такой несчастной не казалась, подумал он.

      Еще он тогда неожиданно заметил, что она очень красивая, и удивился, что раньше этого не замечал. Он не понимал, как можно от нее добровольно отказаться.

      У нее были черные кудри и хрупкая тонкая фигурка. Еще у нее были большие карие глаза и бледные красивые губы.

      В прошлый раз она пробыла у него не дольше получаса. Перестала хихикать, поблагодарила и вызвала такси. Когда уходила, она казалась прежней, нормальной.

      И потом, на работе, казалась прежней, тихой и немногословной. Вовремя улыбалась, вовремя делалась серьезной. Когда надо, включала свой талант переговорщика.

      Только перестала хвататься за любую работу, как запрограммированный робот.

      Виктор налил коньяк себе, выпил. Коньяк обжег горло.

      Они никогда не вспоминали тот вечер.

      Она вела переговоры и следила за тендерами и бухгалтерией, а он руководил программистами.

      Они