Растяпа. Камо грядеши. Анатолий Агарков

в кадык, и он захлебывается кровью; вот, схватив за шевелюру, я толкаю его физиономию под бешено вращающуюся фрезу.

      Стал размышлять о труде и порядке, потому что пытлив и дотошен.

      Как заставить людей работать, если они не хотят, а у меня нет никаких рычагов воздействия? Хоть на ушах стой – а никак! А все почему? Да потому, наверное, что так уж муторно устроен человек. Или вот говорят – система? А что система? При Сталине работали, а система та же была. Пристрелить одного-двух? Фашисты были молодцы – арбайтен или пуля в лоб! И толковая мысль – лоботрясов в печь, чтобы улучшить породу человеческую. Кто сказал, что евгеника – лженаука?

      Вот такая картина участка, на который меня сослали.

      Именно там и тогда обстоятельно стал размышлять – есть ли Бог?

      И знаете что? Похоже, что все-таки – да!

      Господу, видимо, нравится испытывать всех на прочность – ну и я не исключение.

      Уж такая у меня натура с ужасным характером и самомнением, но это не мешает мне иметь или пытаться иметь по любому вопросу собственное суждение. И плевать, если оно кому-то не приходится по вкусу – я ведь не лезу с наставлениями: мне б только понять и объяснить себе, что же происходит вокруг. Вот и все.

      Оставался загадкой вопрос – зачем нужен технический контролер в ночную смену?

      Даже я, угнетенный мыслью о неспособности навести на участке должный порядок, удивлялся ее отказу уйти домой ввиду отсутствия продукции, готовой к сдаче:

      – Как ты не боишься? Они же тебя того….

      Другое дело, что татарочка Роза была некрасива, и это «того» было то, что она возможно хотела.

      Закончилось лето и в сентябре последовали перемены – не на участке, а в субботние дни. С подачи Чайки я поступил в университет марксизма-ленинизма в Доме Политпросвещения Челябинского обкома партии на факультет выходного дня по профилю журналистики. Все-таки журналистика!

      На сетования Лизы:

      – Пропагандист-агитатор – амплуа руководителя, а ты….

      Отвечал:

      – Я терпеть ненавижу знамена и митинги – буду писать репортажи в газеты о трудовых буднях нашего коллектива.

      – Молодец!

      На том примирились.

      По субботам слушал лекции в ДПП, штудировал статьи Аграновского, пробовал свои силы пером. В воскресенье к сыну в Розу или в Увелку к родителям, с понедельника по пятницу на завод – и всегда во вторую смену. Такова была новая синусоида жизни – жить, в сущности, можно, хотя и довольно скучно.

      Впрочем, иногда случались ЧП.

      Вот если бы сын мой был взрослым и пришел со срочной службы домой, я ни за что не пошел на завод да еще в сырой дождливый осенний день. А Боря Брагин пьяный приперся и начал форсить:

      – Мастер, день такой: сын из армии вернулся – работать не буду, пошел я домой.

      Я только что собрался погрузиться в скверное настроение и совсем не хотел, чтобы мне мешали. А он прицепился, как к заду репей – нудит и зудит. Хотел, было, по