Бабочки в киселе. Оксана Васильева

сама осталась на верхней и заговорила:

      – И, значит, теперь что?

      – Что? – не понял директор, с опаской поглядывая на веник.

      – И куда я теперь? Что ли, на вокзал? А разве я могу на вокзал с моими-то ногами? А дети что? Детей я люблю. Так что, вот вы как хотите, а я не согласна!

      Произнеся эту весьма эмоциональную речь, баба Валя замолчала.

      Директор какое-то время пребывал в задумчивости.

      – Дети – это прекрасно, – наконец произнёс он.

      – Дык, а я что говорю, – поддакнула баба Валя. – У самой пять внуков, шестой на подходе. С детьми я управлюсь, не сомневайтесь.

      – Так вы хотите у нас работать, – догадался директор.

      Баба Валя просветлела лицом и опустила веник:

      – Ну, я же говорю.

      С детьми баба Валя и вправду ладила. Они относились к ней как к существу полумифическому, сродни домовому. Перед экзаменами хорошей традицией, сулившей удачное выступление, считалось выманить бабу Валю из гардероба под любым дурацким предлогом и посидеть на её стуле. Баба Валя ворчала, но не сердилась.

      Лёнька влез в тапочки и отправился бродить по школе.

      В актовом зале уже началась сводная репетиция старшего хора. Скрипачи на хор ходили по желанию, и Лёнька заглянул просто так, поздороваться. Он дождался, пока хор закончит выводить «Ой ты, ноче-е-е-енька…», просочился в дверь и уселся на любимое место у задней стены актового зала между гипсовым бюстом Ленина, забытым железнодорожниками, и окном, где как раз помещалась секция из четырёх сидений, закреплённых на одной рамке.

      Долго сидеть в зале Лёнька не собирался. Пока хор начал перелистывать нотные тетради, чтобы перейти к исполнению песни Дунаевского, он помахал девчонкам-одноклассницам, выскочил за дверь и налетел на директора.

      – Здрасте, Валерий Сергеевич.

      – Здравствуйте, Леонид! Зайдите ко мне, пожалуйста, вы мне нужны!

      Валерий Сергеевич обращался на вы даже к самым младшим ученикам, но у Лёньки всякий раз теплело в груди, когда он слышал такое обращение к нему самому.

      Они прошли по коридору к кабинету директора, бывшему для Лёньки ещё и учебным классом. В кабинете пахло табаком, Валерий Сергеевич нещадно курил между занятиями. Этот запах погружал Лёньку в мужской мир и напоминал об отце, которого он начал уже забывать.

      – Леонид, я считаю, что вам пора поменять скрипку. Вы взрослеете, инструмент становится мал для вас. Давайте посмотрим, что мы можем сделать. Достаньте-ка аккуратно вот те футляры на средней полке.

      Валерий Сергеевич махнул рукой в сторону кладовки. Кладовка представлялась Лёньке местом волшебным. В ней, помимо железной стойки для верхней одежды, помещался металлический, выкрашенный голубой краской стеллаж с сокровищами: несколько футляров с инструментами, жестяная коробочка из-под чая с кусочками канифоли, две картонные коробки со сломанными смычками, колками, старыми струнами и прочим совершенно необходимым имуществом, а также деревянный ящик с молотками, отвёртками, гаечными ключами, плоскогубцами и