Девочка с косичками. Вильма Гелдоф

как ты, всю работу у мужиков забирают!

      – Ничего подобного, – возразила мама. – Ни один мужик за такие деньги и пальцем не шевельнет.

      С прачечной пришлось распрощаться.

      – Не ходите, значит. Работаете? – интересуется господин.

      – Нет, – так же коротко отвечает Трюс.

      Горничной из нее не вышло. Как раз на днях ее в очередной раз погнали с места. Мы помогаем маме по дому. Да и на помощь Сопротивлению уходит немало времени.

      – Чего вы от нас хотите? – холодно спрашивает Трюс. – У вас есть для нас работа?

      Гость улыбается, потом, посерьезнев, объясняет:

      – Да. Я хочу создать группу активного сопротивления. Мы будем пускать под откос поезда с боеприпасами. Подрывать железнодорожные пути. Красть оружие у фрицев или у полиции. Расправляться с предателями. – Он умолкает в ожидании нашей реакции. Потом добавляет: – Это будет группа насильственной борьбы.

      И он приглашает нас в эту группу?

      – Вы мне нужны, – говорит он.

      Мы? Девчонки?!

      У меня перехватывает дух. Нет, думаю, в такую группу мы вступать не станем, ясное дело. Ни в жизнь! Надо признать, его планы отличаются от того, что советует населению правительство в лондонском изгнании[2], – «приспосабливаться» и «продолжать жить как обычно». И от речей тех, кто уверяет, что «все будет хорошо», ведь немцы и голландцы – близкие по расе и языку народы. Причем речи такие ведут не только местные национал-социалисты. А вот слова этого господина – решительные слова – мне больше по нраву. Хотя в группу его я, само собой, не пойду! Не способна я на такое. И Трюс не способна. Я невольно отсаживаюсь от визитера подальше, пока не натыкаюсь на спинку дивана.

      – Я не просто так к вам зашел, – продолжает он. – Мой выбор пал именно на вас.

      Я зажимаю ладонью рот, чтобы не фыркнуть. Когда он уйдет, нам с Трюс будет над чем посмеяться.

      Трюс молча сидит рядом. Щурясь, разглядывает его, изучает, будто пробует на вкус.

      – Почему? – хочет знать она.

      – Потому, что слышал от партийцев, что вы храбрые, и… – он улыбается, – …потому что группе нужны женщины.

      Женщины, повторяю я про себя. Женщины… Что до Трюс, так она скорее наполовину мальчишка. Не сорвиголова, нет. Просто из тех, кто сидит, широко расставив ноги, как парень. Ей место в порту или – с ее вечно мятой одеждой – за тележкой старьевщика. Но я не такая. Со-вер-шен-но не такая. Я кладу ногу на ногу и выпрямляю спину.

      Он широко улыбается.

      – Вы же еще совсем девчонки! Фрицам и в голову не придет вас заподозрить!

      – Значит, – говорит Трюс, – вы выбрали нас потому, что фрицы не примут нас всерьез?

      – Точно, – отвечает он.

      – Отлично! – язвит Трюс.

      Я вдруг вижу нас его глазами. Нас обеих. Две девочки в линялых матросских платьях, белых носочках и ботах. Я худенькая, метр шестьдесят ростом, выгляжу на двенадцать. Щеки мягкие, круглые, как у ребенка. Ни единого прыщика на лице. Вместо груди – две горошины на полочке.

      Господин смотрит на меня

2

После капитуляции Нидерландов 15 мая 1940 года королева Вильгельмина была эвакуирована в Великобританию, где возглавила правительство в изгнании.