Безмолвие. Виктор Николаевич Яиков

он на восьмой пост поглядывал… – попытался оправдать товарища Георгий. – Знал, видать, про третью шлюпку.

      Лоб вздохнул. Он тоже подумывал о самом неприятном объяснении случившегося казуса: что если снятие часового на гауптвахту и появление в списке лишней шлюпки – звенья одной цепи?

      – Пойду на трапе спрошу, сколько прибыло, – оказавшись в коридоре, Лоб повернулся, просунул суровую голову в каюту и добавил, – скажи Валентину, чтоб после смены ко мне подошел.

      И вновь осыпал смену восьмого поста искрометными эпитетами.

      Звук отборной моряцкой брани, как лава, исходил из жерла вулкана. Он вливался в душу через трещину самообладания, в месте на груди, куда гневно толкнул старшина. Их тройка никогда не подводила уговор команды. Число прибывших и убывших сходилось. Три года уговор шел безотлагательно. А моряки, участвующие в системе, имели возможность выйти на ночь с разрешения старшины.

      Оплошность в цифрах скажется на запланированном посещении кинотеатра завтра. Но не это тяготило Георгия. Старшина знает всё на палубе. Оттого и сразу понял, кто из сменщиков проспал самовольщиков. Гера произнес ему имя своего друга. Не предал, не подставил, всего лишь озвучил, кто стоял в часы «недочета».

      Надо быть чуточку внимательнее, собранней. Перед докладом старшине проверил бы сам численность шлюпок. Но положился на привычку. Понадеялся, что сегодня – всё как всегда. Каждый день нов. И неизвестно, что ночь грядущая уготовила морякам «Новороссийска».

      – Товарищ старший-лейтенант, – почтительно буркнул Лоб. Решительно выходя из канцелярии, он ненароком чуть не сбил командира башни Тюменцева.

      – Чего шумишь, Владимир Егорович? – обратился офицер к старшине. Матросу слышать, как Лба называют по имени-отчеству, было не привычно.

      Тюменцев ходил по кораблю почти беззвучно, как призрак. Это могла быть отличная способность разведчика где-нибудь на границе или вахтенного офицера, затеявшего осуществить внезапную проверку с дрессировкой юнцов, спящих на вахте. Секрет Федора Антоновича был прост. Но он не хотел им злоупотреблять. Туфли он носил не совсем уставные – трофейные, из Италии. Смешно сказать, Тюменцев выменял их еще при приеме линкора. Сменялся с загорелым инженером на пачку крепкой советской примы. Этот табак был в диковинку изнеженным легким итальянца. За такую пачку он не пожалел коробочку с выданными казенными ботинками натуральной мягкой кожи отборных тосканских бычков. Подошва мягкая, не деревенеющая на морозе, а оттого тихо ступающая по металлу палубы. Нет привычного звона каблуков, так некстати выдающего путника в тишине корабля.

      – Федор Антонович, всё в порядке, просто демонстрирую матросам образец командного голоса.

      – Чтоб не спали?

      – Чтоб не спали, – согласился Лоб уже тихим, почти шепчущим голосом.

      – А мне вот тоже не спится… – вздохнул Тюменцев и жестом пригласил пройти Лба вперед. Проследовал за ним к верхней палубе.

      После