.

это уже оно?

      – Где?

      – Вот, подпись под фотографией: «Оторвало лапки личинке колорада». Я понимаю, это больной человек написал, на всю голову убитый. Но ведь эту жуть копипастят тысячи, а лайкают десятки тысяч! Что случилось с людьми?

      Бестия забралась на подлокотник кресла и всмотрелась в экран.

      – Да, ты прав. Это прорыв хтони, и довольно мощный. А хуже всего, что этим дело не ограничится. Скоро весь мир начнёт лихорадить.

      – А ты можешь сказать, где будет следующий выброс? – спросил Николай.

      – Догадайся с трёх раз, – ответила чертовка, – где тоньше всего, там и будет рваться. Так всегда бывает.

      Она потянулась к клавиатуре и закрыла окно с фотографией.

      – Кстати, а почему ты назвал эту копипасту жутью? Всё ведь давно к этому шло, столько звоночков было – только слепой бы не заметил.

      – От этого она не перестаёт быть жутью, – ответил Николай.

      – Вот сразу видно, что ты не философ, – вздохнула Бестия. – А когда я заходила на огонёк к геру Хайдеггеру, мы с ним все эти феномены по полочкам разложили. Страх – то, что чувствуют перед уже известным, жуть – перед неизвестным, ужас – перед внезапным неизвестным.

      – Постой, постой! – перебил её Николай. – Какой, на хер, гер? Ты же говорила, что ещё девочка. Или это в другом смысле?

      – Фу! – сморщилась чертовка. – У вас, людей, только одно на уме! Даже ваше высокое искусство – всего лишь сакрализации места, «где исход находит метаболический процесс». А у нас внизу отношения чистые и высокие, никакой метаболической грязи. Не веришь? Могу междуножие показать.

      Николай в испуге замахал руками.

      – Нет, что ты, не надо!!!

      – Зассал, – удовлетворённо заметила Бестия, – а напрасно. Нечего было бояться, ничего бы ты там не увидел. Нет у нас первичных половых, а вторичных – там паче.

      – Я не это имел в виду, – смутился Николай.

      – А что же?

      – Ну, не знаю. Какую-то женскую инициацию, когда девочка-бесёнок кончается и начинается женщина-бесовка. У вас же есть что-то подобное?

      Бестия презрительно дёрнула плечом.

      – Зачем? Это людям надо, чтобы кто-то взрослый тряхнул за шиворот и сказал: «Всё, детство закончилось, ты уже не мальчик, ты мужчина; иди работать или воевать». А нам это не нужно, мы сами всё про себя знаем.

      – И что ты про себя знаешь? – спросил Николай.

      – Что я ещё подросток. По нашим меркам, конечно.

      Николай задумчиво почесал бороду.

      – А скажи, подросток, после твоего бывшего…

      – Мартина?

      – Да, его самого. После него у тебя кто-нибудь был?

      – Барышням таких вопросов не задают!

      – А серьёзно?

      Чертовка нахмурилась.

      – Почему ты об этом спрашиваешь?

      – А сама не догадываешься? Сложи два и два, построй логическую цепочку. Тридцатые годы – Хайдеггер – ты – прорыв хтони. А теперь: наше время – я – ты – прорыв хтони.