Последний молот. Арсений Михайлович Зензин

появляться с арбалетами на перевес кнехты в таких-же как у стража кольчугах и широкополых шлемах капелиннах. В воздухе забило множество крыльев, тишину разорвало многоголосое карканье десятков воронов. Средь обычных солдат ну ровно вестники Илира показались Вороны бдящие с неизменными своими диковинными птичьих голов молотами, все как один в кованых наручах и наплечниках.

      Будто стёсанные из камня волевые лица длинными бородами ложились на сокрытые хабуреками, кольчугами и панцирями, мощные непомерно широкие груди. Казавшееся кристалликами льда глаза бесстрашно и сосредоточенно вглядывались в потустороннюю мглу. Почтительно расступившись Молоты пропустили вперёд могучего седобородого орденского война, чьи неподъемного вида тяжёлые пластинчатые брони были выделаны серебром и искусно гравированы.

      – Всё позади, теперь ты в безопасности. – магистр склонился над перелопанным грязью измождённым стражем, протягивая сплошь засечённую рубцами ладонь и в его спокойном взоре полном силы страж ощутил, что всё наконец кончено. – Поведай мне что случилось.

      "Я добрался, знай же, неведомый безымянный заступник, оставшийся там, на площади. Я донёс твою весть!" – молчаливо больше самому себе прошептал Ангар.

      Свидетельство обвинения за номером 19. Показания Хельберта добропорядочного содержателя трактира (Хмельной гнол). Даденные под присягой над символом пречистого пророка слова его, святому трибуналу карающей длани Илира, против братства воинов Воронов бдящих самовольно орденом провозглашенных средь народа (Молотами) прозванных. Обличающие виновность подсудимых в следующих обвинениях. Заведомое добровольное сношение со тьмою посланцами, изведение людей методами ужасными неподдающимися описанию, порабощение земель отвратным кровавым волшебством под властью врагов рода людского и укрытие их от праведного света божьего.

      – Я видел все глазами своими, душою своей бессмертной клянусь, да поразит пречистый слабую плоть мою, если лгу. – полными слёз глазами смотрел Хельберт на судейскую трибуну.

      Своею громадою загораживающую три высоких стрельчатых окна до самого потолка храма, причудливо переливающихся под солнца лучами сложным витражом, всеми оттенками разноцветных стёкол, передававших изображение прихода пророка воли его пречистого Илира. Там восседая на высоких креслах, его слову внимали трое судей, двое сухих, словно высушенных старцев епископов в длинных белых Альбах под черными Мантелеттами сокрывших плешивые головы четырёх угольными беретами. И заседающая меж ними одна уже не молодая, но жутко властная женщина с убранными в высокий пучок седыми волосами облаченная во вроде бы непристойном для храма черной кожи дублет высокого ворота и свободные штаны заправленные в высокие сапоги ботфорты.

      – Так облегчите душу почтенный, дайте миру узнать истину произошедшего, дабы мы силами своими, светом слова его обличенные, могли воздать всем виновным по заслугам. –