Мои нереальные парни. Долли Олдертон

взрослые мужики решили, что мы без ума от поедающих пиццу младенцев, которым постоянно нужен сон.

      – Гетеросексуальных женщин давно пора награждать, как героев войны, только за то, что они нас любят, – вздохнул Макс, нежно перебирая пальцами пряди моих волос. – Не знаю, как вы все это терпите.

      – И не говори. Бедняжки. Вкалываем от звонка до звонка на такой неблагодарной работе…

      Макс повернулся на бок, так что мы оказались лицом к лицу, и поцеловал меня, мягко и осторожно, а затем притянул за талию ближе к себе.

      – Постоянно о тебе думаю, – сказал он. – Об этом изгибе у основания шеи. О форме твоих губ. О тыльной стороне плеч. Как по-твоему, это слишком смелая фантазия – представлять, как целуешь тыльную сторону чьих-то плеч?

      – Отличная фантазия, – ровно ответила я, решив не рассказывать ему о тарелках с канапе или о том, как представляла его за стиркой белья дома.

      – Последней девушкой, чьи плечи я хотел поцеловать, была Габби Льюис. Я сидел за ней на химии. Хвост у нее на голове колыхался всякий раз, когда она вертелась по сторонам. А это происходило без конца. Думаю, она нарочно сводила меня с ума.

      – Ты говоришь, как инцел[21].

      – У нее были такие же идеальные руки, как у тебя. Я постоянно глазел на них, считая каждую веснушку. Моя двойка на ее совести – мне прочили тройку.

      – Очаровательно.

      – Скажешь, я ненормальный?

      – Сказала бы, не будь ты таким красавчиком. Законы привлекательности делают свое черное дело.

      – Тогда я вовсе не был красавчиком.

      – Да ладно.

      – Честно. Я был огромным волосатым подростком без друзей. После школы играл в шахматы с дедушкой – единственным человеком, кто хотел проводить со мной время.

      – Вот что мне в тебе нравится. Гадкий утенок, превратившийся в прекрасного лебедя.

      – А какой ты была в подростковом возрасте?

      – Почти такой же, как сейчас.

      – Неужели?

      – Да, скука смертная. Тот же рост, то же лицо и тело, те же волосы, те же интересы. Мой уровень привлекательности застыл в тринадцать и больше не отклонялся ни в плюс, ни в минус.

      – Бывает же…

      – Хочешь, расскажу тебе свою теорию?

      – Давай.

      – Знаю, гораздо увлекательнее меняться с течением времени. Зато здорово, когда у тебя есть двадцать лет, чтобы привыкнуть к своей внешности. В отличие от подруг я почти не задумываюсь о том, как выгляжу, а вот они до сих пор стремятся к идеалу красоты как к финальной точке своей трансформации.

      – Ты красивая.

      – Я не разыгрываю скромность. И не считаю себя непривлекательной. Просто я никогда не была и не буду сногсшибательной красавицей. И это оставляет мне массу энергии для других дел. Кроме того… – Я сделала короткую паузу, спрашивая себя, не пора ли остановиться. – Думаю, именно этим объясняется моя популярность в «Линксе».

      – Почему?

      – Мне кажется, слишком красивые женщины подавляют неуверенных в себе

21

Инцелы – члены субкультуры, которые описывают себя как неспособных найти сексуального партнёра, несмотря на желание это сделать.