Голубое шампанское. Джон Варли

он сумел отреагировать.

      – Что?

      – Я уволилась. Просто послала всех нахрен и ушла. Все кончено, капут, смыто в унитаз. И пошло оно в задницу.

      Ее улыбка показалась ему натянутой.

      – Вот как… – Он подумал о том, что она сказала, прислушиваясь к звукам капель из крана в ванной. – И… чем ты будешь заниматься?

      – О, не проблема, не проблема.

      Она теперь слегка подергивалась. Одно колено подскакивало в ритме четыре четверти, а второе слегка вальсировало. Возможно, это должно было что-то ему поведать. Ее голова резко дернулась влево, потом с легким механическим звуком медленно выпрямилась.

      – Меня отовсюду завалили предложениями, – продолжила она. – «Си-Би-Эс» принесет в жертву на каменном алтаре семь девственных вице-президентов, лишь бы подписать со мной контракт. NAAR и «Telecommunion» прямо сейчас ведут генеральное сражение через Шестую авеню, с танками и нервно-паралитическим газом. Блин, я уже зарабатываю половину ВНП Коста-Рики, и все они хотят эту сумму утроить.

      – Похоже, что у тебя все в порядке, – осмелился вставить Купер.

      Он был встревожен. Движение головы теперь повторялось, а пятки барабанили по полу. Он наконец-то догадался, что жужжание доносится из ее протеза.

      – Да пошли и они тоже, – легко бросила она. – Независимое производство – вот это для меня. Делать собственную продукцию. Я тебе покажу кое-какие записи. Никаких больше НОЗ, никаких «Трендекс». Только я и один или двое друзей.

      – НОЗ?

      – Наименьший общий знаменатель. Мои зрители. Мозги восьмилеток в телах возрастом тридцать один и тридцать шесть сотых года. Демография. Жертвы рака мозга.

      – Их такими сделало телевидение, – заметил он.

      – Конечно. И им это нравится. Никто и никогда не смог их недооценить, и никто и никогда не смог дать им достаточно телебредятины. А я больше и пытаться не стану.

      Она встала и с разворота вышибла дверь. Та рухнула в коридор, покачиваясь на глубокой вмятине, которую ее кулак проделал в металле.

      Все это было само по себе дико, но когда грохот от упавшей двери стих, Гэллоуэй так и осталась стоять в полуразвороте, вытянув руку с кулаком. Жужжание стало громче, превратившись в завывание, сопровождающееся чем-то вроде звука сирены. Она обернулась.

      – О, проклятье, – проговорила она голосом, который становился все выше с каждым словом. – Кажется, меня заклинило.

      И она разрыдалась.

* * *

      Куперу были знакомы причуды супербогатых и суперзнаменитых. Он думал, что понимает смысл популярности. Вскоре он узнал, что не знает о ней ни черта.

      Успокоил он ее за несколько минут. Через какое-то время она заметила небольшую толпу, собравшуюся вокруг того места, где находилась дверь. Люди перешептывались и показывали на женщину, сидящую на кровати Купера в странной позе с вытянутой рукой. Ее глаза стали холодными, и она попросила у Купера телефон.

      Через тридцать секунд после ее первого звонка в коридоре появились восемь работников БШЭ. Охранники оттеснили