Голубое шампанское. Джон Варли

бы необходимость быстрого снятия аппарата. Такая перспектива ее явно не обрадовала бы. Но, насколько он мог судить после осмотра, протез был физически цел. Повреждение возникло на уровне электроники.

      Так у него появилась возможность максимально разглядеть вблизи техническое чудо этой эпохи – даже ближе, чем накануне вечером, когда они занимались сексом. Тогда правила приличия не позволяли на него пялиться. Теперь же у него имелось идеальное оправдание, и он им воспользовался сполна.

      Когда он думал о протезе, его даже пугало, что конструкторы упаковали так много энергии в механизм, которого практически не было. Самая массивная часть протеза приходилась на ядро, которое было сегментировано, обернуто в мягкий пластик телесного цвета и охватывало ее позвоночник от ягодиц до затылка. Его толщина нигде не превышала трех сантиметров.

      От ядра лучами расходилась тончайшая сеть золотых цепочек, лент и браслетов, образующая настолько хитроумную систему, что можно было почти поверить, что все это украшения, а не провода, подающие питание на участки, позволяющие ей двигаться. Ленты, сплетенные из золотых проволочек, проходили крест-накрест между ее грудей и соединялись тонкой золотой цепочкой с волнистой S-образной деталью, скрытой под волосами и подсоединенной к задней части золотой тиары, из-за которой она походила на Чудо-Женщину из комиксов. Спиральные ленты, выполненные в виде змей, обвивали ее руки, кусая друг друга за хвосты, пока последние не соединялись с толстыми, инкрустированными драгоценностями браслетами на запястьях. От браслетов, в свою очередь, отходили проволочки толщиной в волос, переходящие в кольца на пальцах, по одному на каждый сустав, и в каждое был встроен бриллиант. Во всех остальных частях тела эффект был во многом таким же. Каждая деталь была сама по себе прекрасным ювелирным изделием. Худшее, что можно было сказать про Меган Гэллоуэй в «обнаженном» виде, – только то, что она демонстративно украшена драгоценностями. Если не обращать на такую чрезмерность внимания, то выглядела она абсолютно ошеломляюще: позолоченная Венера или изображенная фэнтезийным художником амазонка в полном, но непрактичном доспехе. Одетая, она смотрелась как все, если не считать тиары и колец. Протез не имел угловатых поверхностей, натягивающих одежду или выпирающих под неестественными углами. Купер предположил, что для Гэллоуэй это было столь же важно, как и то, что протез смотрелся очень красиво и, безусловно, не как ортопедическое устройство.

      – Он уникальный, – сказала она. – Других таких нет.

      – Я не собирался на него пялиться.

      – О, небо! – воскликнула она. – Ты и не пялился. Ты настолько демонстративно не пялился, что наверняка был переполнен восхищением. И нет… ничего не говори. – Она подняла работающую руку и подождала, пока Купер снова не сядет. – Прошу тебя, хватит извинений. Я очень хорошо представляю, какую проблему создаю для человека с хорошими манерами и любопытством, и я нечестно поступила, высказавшись насчет пялиться или не пялиться. Это делает тебя виноватым независимо от того, как ты себя ведешь.

      Она