Сияние. Стивен Кинг

Уллман оглянулся, искренне озадаченный:

      – Простите?

      – Кровати, – любезно пояснил Джек. – Их можно сдвинуть.

      – О, конечно, – сказал Уллман, мгновенно смутившись. Потом его лицо прояснилось, а из-под воротничка рубашки вверх пополз румянец. – Как угодно.

      Он проводил их обратно в гостиную, из которой еще одна дверь вела в другую спальню, где стояла двухэтажная кровать. В углу лязгал радиатор, а коврик на полу был украшен кошмарной вышивкой, изображавшей кактусы и шалфей. Венди заметила, что Дэнни уже положил на него глаз. Стены комнаты, не такой большой, как соседняя, покрывали панели из настоящей сосны.

      – Док, как, по-твоему, выдержишь ты здесь? – спросил Джек.

      – Еще бы. Я буду спать на верхней койке, ладно?

      – Как хочешь.

      – И коврик мне тоже нравится. Мистер Уллман, почему у вас не все ковры такие?

      На мгновение лицо мистера Уллмана сделалось таким, будто он запустил зубы в лимон. Потом он улыбнулся и потрепал Дэнни по щеке.

      – Вот ваши комнаты, – сказал он, – только ванная находится за основной спальней. Квартира не слишком велика, но, конечно, вы можете располагаться и в других номерах отеля. Камин в вестибюле – в хорошем рабочем состоянии, так по крайней мере мне сказал Уотсон, и если внутренний голос подскажет вам обедать в столовой – не стесняйтесь, обедайте.

      Он говорил тоном человека, дарующего большую привилегию.

      – Хорошо, – сказал Джек.

      – Спустимся вниз? – спросил мистер Уллман.

      Они съехали на лифте в теперь уже совершенно пустой вестибюль, только Уотсон в кожаной куртке подпирал входную дверь, ковыряя в зубах зубочисткой.

      – Я думал, вы уже далеко отсюда, – прохладным тоном произнес мистер Уллман.

      – Да вот, торчу тут, чтоб напомнить мистеру Торрансу про котел, – сказал Уотсон, выпрямляясь. – Не спускать с него глаз, приятель, тогда все будет в лучшем виде. Раза два на дню скидывайте давление. Оно ползет.

      Оно ползет, подумал Дэнни. Эти слова эхом пошли гулять по длинному тихому коридору в его сознании, зеркальному коридору, в который люди редко заглядывают.

      – Хорошо, – сказал отец.

      – И проживете, как у Христа за пазухой, – сказал Уотсон и протянул Джеку руку. Тот пожал ее. Уотсон повернулся к Венди и склонил голову.

      – Мэм, – сказал он.

      – Очень приятно, – отозвалась Венди и подумала, что это прозвучало совершенно абсурдно. Она была родом из Новой Англии, прожила там всю жизнь, и ей казалось, несколькими короткими фразами этот лохматый Уотсон воплотил все то, что, по общему мнению, и есть Запад. Пусть даже до этого он ей развратно подмигивал.

      – Мастер Торранс, – серьезно произнес Уотсон и протянул руку. Дэнни, к этому времени уже целый год прекрасно разбиравшийся в рукопожатиях, робко подал свою и почувствовал, как она утонула в ладони Уотсона. – Заботься о них хорошенько, Дэн.

      – Да, сэр.

      Уотсон отпустил ручонку Дэнни и, выпрямившись во весь рост, взглянул на Уллмана.

      – Ну,