Любовь вслепую. Вероника Мелан

не перепрыгнул коробку со стаканчиками и фишками, он сбил ее коленом.

      – Слышь, прям в разгар партии… Мудила…

      Их было трое.

      – Прошу прощения, парни. – Пью был обходителен, даже галантен. – Не имел намерения мешать вашей игре.

      «Все-таки нарики», – думала я, упрекая себя за то, что почему-то замедлилась, а после совсем остановилась. Молодые и наглые, глаза мутные. «Их трое, он один…» Что, если ему понадобится помощь? Я не могла просто взять и уйти, меня вдруг, как сбойнувшую коробку передач, заела совесть.

      – Ты всю игру испортил, урод…

      – Я вас не видел.

      – Не видел он… Слепой, что ли!

      Наверное, ставки были высокими, наверное, они играли на последние деньги – кто-то проигрывал, кто-то выигрывал, – матч был важен. Напряжение на высоте.

      – К сожалению.

      Почему Пью не бежит? Зачем ведет с ними диалог?

      – Щас ты еще глухим станешь и немым… Будешь плевать на траву собственные зубы…

      Они были обдолбанными, и я судорожно думала о том, что подниму с земли камень, вернусь к нему, чтобы помочь – огрею одного из ублюдков по голове. Не смогу жить, если Пью запинают насмерть, оставят лежать на земле.

      – Давайте разойдемся миром.

      Знакомый голос спокоен, вежлив.

      Но спокойствием от наркоманов не пахло – пахло безумной яростью, бешенством. Они окружили виновника их бед, один из них щелкнул карманным ножом…

      А дальше я созерцала то, что не надеялась увидеть никогда. Мне показалось, время замедлилось – для меня, для них, для Пью. Они ринулись на слепого разом, как голодные псы, но человек в центре совершенно точно и уверенно выбросил руку вперед, ударил одного из них в челюсть. Молниеносно, одновременно с этим выкинул назад ногу, и пинок в живот получил второй.

      «Пью видит не глазами, чем-то еще…» – так сказал Фил. И он оказался прав. Как невозмутимый мастер боевых искусств, слепой уклонялся от чужих ударов, не позволял даже коснуться себя, и, когда бой с шайкой молодняка почти закончился, на меня вновь хлынул ужас.

      «Он не беспомощен… Он совсем не беспомощен…»

      «Вот почему никто не мог вытащить его кошелек, не мог ограбить», – думала я на бегу, ринувшись к дороге. Пересечь трассу, перепрыгнуть через ограждение – там лог. Если я пересеку его и поднимусь с обратной стороны, я, возможно, оторвусь от погони, после запутаю следы. Доберусь до станции… Черт, я заплачу втридорога любому водителю попутки, который остановит машину на мой призыв…

      На шоссе ревели моторы, слепили фары. Дождавшись, когда мимо с лязгом и грохотом пронеслась фура, я метнулась по бетону, как обезумевший заяц, раздался протяжный сигнал клаксона. До меня долетел бранный поток слов водителя, пролетевшего по встречке.

      «Если Пью собьют… это будет на моей совести… Если…»

      И сама же себе ответила: его не собьют. Похоже, он нигде не потонет.

      Через металлический забор я махнула на полной скорости, оглянулась лишь на секунду – за мной