Врата Рима. Гибель царей. Конн Иггульден

никакого отношения. Наверное, боги преподавали ему какой-то урок, который не пошел ему впрок, – Кабера давно понял, что не может быть в жизни только наблюдателем.

      За всадником тянулся хвост темной пыли, еле заметной в надвигающихся сумерках.

      – Придержи ворота! – скомандовал голос.

      Кабера недоуменно поднял бровь – а что еще он делает?

      В ворота на скаку влетел отец Гая, Юлий. Лицо его раскраснелось, на богатых одеждах чернели пятна сажи.

      – Рим горит, – сказал он, спешиваясь. – Но мой дом они не получат!

      Тут он узнал Каберу и в знак приветствия похлопал его по плечу.

      – Как мой сын?

      – Хорошо. Я…

      Кабера замолчал – Гай, только старше и энергичнее, быстрым шагом шел к дому, намереваясь заняться организацией его обороны. В коридорах уже разносилось эхом имя Тубрука.

      Какое-то время Кабера стоял в замешательстве. Его видения немного изменились: сила этого человека была сродни стихии, и благодаря ей чаша весов вполне могла склониться в их пользу.

      С полей донеслись крики, и мысли разбежались. Раздраженно бормоча, он поднялся по ступеням на стену, окружавшую поместье, – хоть осмотреться, раз уж внутреннее зрение подвело.

      Темнота заполнила горизонт от края до края, но Кабера различал крошечные точки света. Они сходились, расходились и множились, как светлячки. Каждый был лампой или факелом в руках разъяренных рабов, кровь которых горячило жаркое небо над столицей. Рабы шли в направлении поместья.

Глава 8

      Домашние слуги и рабы, все без исключения, сохранили верность хозяевам. Расстелив на одном из широких кухонных столов отрез ткани, Луций разложил на нем перевязочные материалы и пугающего вида металлические инструменты. Оглянувшись, он схватил за шкирку двух работавших на кухне мальчишек, которые уже вооружились разделочными ножами и собирались принять участие в предстоящей обороне дома.

      – Останетесь со мной! Что рубить и резать, вам и здесь найдется.

      Мальчишки хотя и не обрадовались, но подчинились – на Луция смотрели как на старого друга семьи, и его слово всегда было для прислуги законом. Охватившие Рим беспорядки пока еще не распространились на поместье Юлия.

      Между тем Рений собрал всех рабов во дворе и с хмурым видом пересчитал. Получилось двадцать девять мужчин и семнадцать женщин.

      – Есть те, кто служил в армии? – резко спросил он.

      Над толпой поднялись шесть или семь рук.

      – Вы первыми получите мечи. Остальные пусть поищут себе что-нибудь, чем можно резать или рубить. Пошевеливайтесь!

      Громкая команда встряхнула собравшихся, и большинство разбежалось по поместью. Остались лишь те несколько человек, которые уже нашли себе оружие. Лица их были мрачны и испуганны.

      Рений подошел к одному из них, невысокому толстяку-повару с мясницким топором на плече.

      – Как тебя зовут?

      – Цецилий, – ответил толстяк. – Когда все закончится, буду рассказывать детям, что дрался под твоей командой.

      – Конечно