Раб Петров. Ксения Шелкова

свои направил на силу камня… Как же давно ему не доводилось управлять волшебным изумрудом! Андрюс ощущал одновременно восторг, ужас, торжество – однако теперь он строго-настрого запретил камню убивать! Он не возьмёт больше ни одну жизнь задаром, будь то человек или животное.

      Шквал изумрудных искр выстрелил в разные стороны, рассыпался по снегу, одежде, лицам присутствующих… Купец слепо замахал руками, закрыл ладонями глаза; стражники попадали с испуга на зады, кто-то крестился, кто-то тихонько завыл, поминая Богородицу и Иисуса… Андрюс подхватил избитого, оцепеневшего от ужаса и боли Никиту, взвалил на плечо – и кинулся бежать, благодаря Бога и родителей, что у него достаточно сил на это.

* * *

      – Так ты что же – врал мне всё это время? – ровным голосом спросил он приятеля.

      Никита лежал на собственной, неширокой опрятной постели; кряхтя, он попытался отвернуться – Андрюс удержал его.

      – Нет, ты говори уж как есть, не опасайся. Дома мы одни, отец твой, слышно, уехал со двора, работница в баню отпросилась. Так чего тебе прятаться?

      Никита, наконец, отважился встретиться взглядом: щеки его и даже шею заливал багровый румянец.

      – А ты сам погляди на себя – как тебе, такому, правду-то сказать? Ведь ни за что бы помогать не согласился, а мне помощник страх как нужен был. И ведь на обижал я тебя, Андрейка… А ты лучше расскажи, кто купца со стражниками спугнул?

      – Об этом потом. Про отца, про мачеху тоже врал? Про мастерскую?

      Никита нервно задвигался под пристальным взглядом светло-голубых глаз, сейчас казавшихся сделанными изо льда.

      – Про то не врал, – невнятно пробурчал он. – Про отца да сударку его – всё правда, про мастерскую тоже. Только… я давно всё это узнал, да подумал: не желаю жить как отец – в мастерской горбатиться, все годы молодые за верстаком стоять! Я гулять хочу, сладко есть да пить, веселиться – а там пусть хоть в каторгу!

      – «В каторгу пусть!» – усмехнулся Андрюс. – Видел я, каков ты смельчак был перед купцом! Нет, Никитка, не по тебе это дело, бросай ты глупости свои, пойдём-ка лучше повинимся перед твоим отцом, да растрату отработаем…

      – А я не желаю! – дико закричал Никита. – Сказал: не хочу, сам иди, коли хочешь, отрабатывай! Праведник нашёлся!

      Глаза его налились кровью, от бешенства он будто позабыл боль во всём теле после купцова кнута… Никита вскочил, откинув тулуп, которым Андрюс накрыл его.

      – Да, воровал! А и ты мне пригодился – люди тебе, ясному да синеокому, верили! А у меня и глаз бегает, да и в одиночку не получилось бы вот так отвлечь… И ты меня попрекать не смей, со мной на рынок ходил, знал, где я товар беру! Ты теми денежками тоже, чай, не брезговал! Брал, как миленький!

      Кровь отхлынула от лица Андрюса, когда он услышал эти слова.

      – Да ведь я говорил, зачем беру… Сестра у меня на работе надорвалась, отец хворает, мать еле ходит… Если б не они, разве я бы на твои деньги проклятые позарился?

      Никита