Мария. Иннокентий А. Сергеев

На лестницу, из дома. Во дворе не было никого. Я рухнул на скамейку. Жизнь была кончена.

      Всё замерло в сумерках и жалело меня. Я рыдал.

      Она вышла из подъезда. Села рядом. Потом сказала: "На, надень, прохладно уже".

      Она протянула мне что-то. Я взял, комкая мягкую ткань. Мы долго сидели.

      Она обняла меня, Прости. Поцеловала.

      – Прости меня.

      Я всхлипывал. Не плачь. Пойдём домой. Пойдём.

      И мы ушли домой. Я всё пытался сглотнуть, и не мог.

      Наверное, то же самое испытывает голова, когда она катится из-под ножа гильотины. Только заплакать не успевает.

      Она показала мне выбранный костюм: "Нравится?"

      Я кивнул. Она сказала: "До лета успею? Надо успеть".

      Когда мы поехали на озеро, она надела его. Второй раз. Первый раз – в кино.

      Ничего – это значит, ничего нового. Вроде модов.

      Это она приучила меня хорошо одеваться. В любых обстоятельствах. Она говорила: "Лучше ходить голым, чем в лохмотьях".

      Хипы и прочие аутсайдеры так никогда и не признали меня за своего. Называли пижоном, Чайлд Гарретом, дэнди… Но это уже в крови. Лучше ходить голым, чем в тряпье.

      У неё всегда была куча журналов на английском. И на французском. Его она знает через пень колоду, как и немецкий. Зато английский – очень хорошо. Она часто занималась со мной по вечерам. Мы переводили песни. Она объясняла. Я спрашивал какое-нибудь слово, а она вдруг говорила: "Найди в словаре". Она знала его, но я должен был запомнить намертво. За этим она следила. Отдала меня в "английскую" школу. Не потому что это было модно (это было модно), просто она считает, что не знать английский всё равно что быть глухонемым. Она права.

      Даже в детский сад я ходил "английский". Обычно за мной приходила Лида. И мы никогда не шли прямо домой, мы отправлялись в город, перекусывали в каком-нибудь кафе пирожными. Или она затаскивала меня в шашлычную. В переулках было темно, а на улицах шумело, свет мельтешил, я разглядывал разноцветные льдинки окон, а Лида говорила: "Посмотри, вон самолёт летит".

      Спрашивала: "Сколько будет сорок восемь плюс сто тридцать семь?"

      Я старательно подсчитывал в уме. Ей говорили: "Какая у вас красивая девочка!" Её это в восторг приводило.

      Она училась в институте и жила у нас.

      Мы спали с ней на диване. А Мария спала на кушетке. Или мы ночевали вдвоём. Если Мария уходила куда-то на ночь.

      Но и тогда мы спали вместе. Кажется, я боялся спать один. А может быть, по привычке. Или на случай, если Мария придёт среди ночи?

      Мария потом полдня отсыпалась. Или приходила вечером и тут же бухалась в постель. Даже не ужинала.

      Как только Лида вошла в прихожую, Мария крикнула из комнаты, что света нет. И мы пошли покупать "омичку", но магазин был уже закрыт. Когда мы вернулись, Марии не было. Она починила свет и ушла, и мы весь вечер просидели вдвоём, даже телевизор не включали, так заговорились. В тот вечер я предложил Лиде пожениться.

      Однажды, когда я был ещё совсем маленьким, Мария взяла меня с собой в универмаг, и я потерял её среди толпы. Вокруг были люди, и они торопились и смотрели куда-то поверх меня, а