Мария. Иннокентий А. Сергеев

ую коробку. Я ещё раз кивнул и сунул добычу в карман.

      Оттолкнулся от бордюра и покатил вниз по улице.

      Повернул к дому. Остановился у мусорной урны, вытащил нейлоновый комочек и спрятал его в кармане, а коробку выбросил.

      Подъехал к дому. Открыл дверь подъезда, другой рукой удерживая велосипед. Затащил его на второй этаж, открыл ключом дверь и убедился, что дома никого нет. Велосипед оставил в прихожей. Подошёл к шифоньеру. Я знал, где они лежат. Я достал их, а новые сложил так же и положил на их место. Задвинул полку и затворил скрипучую дверцу. В комнатах везде было солнце.

      "Теперь всё", – прошептал я.

      Перед тем как заснуть, я прятал его под подушку, сжимал в пальцах, мял комочек тёплый, упругий. И засыпал.

      Обычно я сворачивал на перекрёстке, там всегда было тихо. Можно было свернуть во двор и в другом месте – там, где была моя музыкальная школа, – или чуть дальше – там, где поликлиника, – но всё равно пришлось бы выезжать на бульвар, вдоль ограды школьного сада. Напрямую проехать было нельзя. Дальше по бульвару, мимо школы, въехать под арку, налево, обогнуть палисадник и прямо к подъезду. И может случиться так, что на скамейке под акацией будет сидеть женщина и читать книжку, одной рукой качая коляску.

      Когда я пришёл из школы, Мария сидела и разглядывала мои фотографии. Она захлопнула альбом, но тут же рассмеялась и снова открыла.

      – На тебя любуюсь.

      Я-то мог бы на неё любоваться хоть круглые сутки. И почему ты должна уходить на свою дурацкую работу! Зачем же я, по-твоему, институт заканчивала?

      – Не знаю, – признался я.

      А я пришёл пораньше.

      – Чудесно. Вместе пообедаем.

      Когда у тебя кончаются занятия?

      – Сегодня последний день.

      И всё? Больше не будет? Каникулы. Как яблони цветут, одуреть можно от запаха. Лето.

      Душистая прохлада сквозняка. Солнечные пятна на столе, на полу, на стенах.

      – Это тебе. У нас в буфете купил. Миндаль в шоколаде.

      Ты ведь любишь?

      – Ой, спасибо.

      Я знаю, она его ужасно любит. Она подозрительно посмотрела на меня.

      – Опять экономил на завтраках?

      – Я по утрам есть не хочу.

      – Ладно, поделим пополам.

      – Возьми с собой на работу. Я им объелся уже.

      Так я тебе и поверила. Она высыпала пакетик в конфетницу. Мне нравится,

      как она вскрывает пакеты – надкусывая их зубами.

      – Ну давай в темпе. А то мне уходить скоро.

      С завтрашнего дня я в отпуске.

      Вот это я понимаю! Целыми днями будем вместе. Ну просто праздник. Надо отметить как-нибудь.

      – Непременно.

      – Давай сходим сегодня в кино?

      В кино? А что у нас идёт?

      – Со вчерашнего дня "АББА".

      – Сходим. Возьмём с собой Лиду?

      – Обойдёмся вдвоём.

      – А ты не стесняешься с мамой идти?

      Ну вот ещё придумаешь. Это с такой-то женщиной!

      Она смеётся. Мне нравится, как она смеётся, хочется смеяться вместе с ней.

      – И почему ты у меня не такой как все?

      Но ведь и ты не такая как все.

      – Разве это плохо?

      – Это замечательно, – шепчет она, целуя меня. – Ну всё. Пока.

      Вот её шаги вниз по лестнице, дальше. Я выхожу на балкон и смотрю, как она идёт через двор. У неё шикарная походка.

      Я возвращаюсь в комнату. Завожу "Лед Зеппелин" – не могу без музыки. Потом сбрасываю брюки, достаю из ящика стола чулки и надеваю их. Разглядываю свои ноги в зеркале. Ладно, увлекаться тоже не стоит. Я снимаю их и укладываю обратно, предварительно десяток раз поцеловав. Уроки больше не учить, о сладкое слово Свобода! А физичка так-таки и вывела мне за год четвёрку. Это она мне всё не может простить, что я написал в тетрадке по физике стихи, как она выразилась, эротического содержания. Марию эта история жутко развеселила.

      Я врубаю музыку на полную катушку и иду мыть посуду.

      Марию вызывали к директору. Её вообще чуть что в школу вызывают. А для неё это всё равно что цирк бесплатный, могли бы уже понять за шесть-то лет. Первый раз её вызвали сразу же после "первый раз в первый класс". У меня, видите ли, длинные волосы. А чего уж длинные? Мария их постоянно подравнивает. Не помню, чтобы она хоть раз отправила меня в парикмахерскую. Всегда только сама.

      Мария с порога заявила: "Я не собираюсь уродовать своего ребёнка!"

      Вот женщина! Они офонарели от такого и понесли какую-то фигню насчёт школьной формы. Лучше бы не заикались. Тут Мария взорвалась, конечно. По поводу школьной формы она, бывает, и без всякого повода проходится, а тут такой повод! Ну она на радостях и всыпала им чертей.

      Мария стала легендарной личностью, а ко мне цепляться стали. Не знай я все учебники наизусть, выперли бы меня