Архивы Дрездена: Перемены. Адская работенка. Джим Батчер

нас ушло еще четверть минуты на то, чтобы одолеть остаток расстояния, а потом я обогнул дом вслед за Томасом. Свернув за угол, я увидел, что в большой стеклянной двери, ведущей с деревянного крыльца в дом, зияет огромная дыра. Откуда-то из глубины дома доносилось низкое, гулкое уханье, как от большого сабвуфера.

      Одним прыжком я одолел ступеньки крыльца и едва не столкнулся с тучей осколков стекла, обломков дерева, пластика и сухой штукатурки, в которую превратился кусок стены рядом со мной. Я только-только успел сообразить, что снаряд, пробивший дырку в стене, – это мой брат, как что-то черное, огромное и стремительное проломилось сквозь стену, увеличив отверстие раз в пять.

      Это «что-то» оказалось в паре шагов от меня, а я так и не успел затормозить. Все, что мне оставалось сделать, – это вытянуть руку и схватиться за перила в дальнем углу крыльца. Руку, правда, пришлось сразу же отдернуть: «что-то» разнесло перила в щепки взмахом длинного, неописуемо быстрого когтя. Гулкое уханье сделалось громче и чаще, и до меня вдруг дошло, что я слышу биение его сердца, громкое, как басовый барабан.

      Я не тешил себя надеждой, что смогу удрать от столь быстрого существа. Нас с ним разделяло шага два или три, но оно мгновенно сократило дистанцию и метнулось мне в лицо.

      Я отчаянно извернулся, выхватил жезл и выпустил в него огненный заряд, но оступился и упал. Огонь, правда, попал по назначению, но это помогло мне не больше, чем если бы я швырнул в тварь резиновым утенком.

      Я успел подумать, что мне конец, но тут на крыльцо вырвался из дома Мыш, окутанный бледно-голубым сиянием. Одним огромным прыжком он одолел разделявшее их расстояние и приземлился прямо промеж широких, причудливо ссутуленных плеч угрожавшей мне твари. Когти Мыша впились монстру глубоко в спину, а мощные челюсти сомкнулись на коротком загривке.

      Тварь дернулась от боли, но не издала ни звука. Она навалилась на меня – конечно, напасть полноценно, клыками и когтями, Мыш ей помешал, но и одного ее веса, помноженного на скорость, хватило, чтобы у меня затрещали ребра, а ногу пронзила резкая боль.

      Мыш опрокинул гадину на землю, терзая ее зубами, царапая когтями спину и вообще причиняя ей максимум боли. Вечерний воздух содрогался от его рыка, и при каждом рывке с его шерсти срывалось облачко голубого света.

      По всем правилам, твари полагалось бы уже издохнуть, но этого ей, похоже, никто не сказал. Она извернулась, отскочила от земли как резиновый мяч, схватила Мыша за хвост и швырнула его вверх. Мыш описал в воздухе крутую параболу и врезался в землю с силой пудовой кувалды, взвизгнув от боли.

      Не раздумывая, я вскинул жезл, закачал в него как мог больше Огня Души и с криком: «А ну не трожь мою собаку!» – разрядил в гадину.

      Струя белого огня сорвалась с конца жезла и полоснула по твари от бедра до затылка, воспламенив ее плоть. Тварь снова беззвучно содрогнулась от боли, и барабанная дробь ее пульса сделалась еще чаще. Гадина упала и задергалась на земле, оставив в покое Мыша.

      Я попытался встать, но больная нога отказывалась держать меня, а от внезапно навалившейся слабости руки повисли плетьми.