Дневник. Генри Хопоу

к школе только-только подъезжали две пожарные машины. Большие пожарные машины… Одно только колесо было выше меня. Не думал, что в реальности они такие громоздкие и неповоротливые. Пожарные сирены оглушали и радовали учеников. Кто-то даже аплодировал. Кто-то грустил… ведь открытого огня не было видно… ведь пожарные приехали слишком быстро… ведь на следующий или в этот же день придется снова идти на занятия. Меня же радовало одно – никто не обращал на нас внимания.

      – Я – к классу, ты – за одеждой. Ты же не хочешь оставить улик?

      – Угу, – промычал Саня, выбросив толику радости.

      Чему он радовался? Пожар в школе – радость для всех учеников. Сколько можно повторять?

      – Стартуй, пока никто не смотрит. Оббежишь спортзал, заберешь тряпье и через школьный сад – домой.

      – Может быть, позднее?

      Тоска не покидала его. Он взглянул на меня, как на отца, как на взрослого, у которого спрашивал разрешения. В его залитых грустью глазах виднелась упущенная возможность просмотра редкого представления, которое, может быть, больше никогда не повторится.

      – Дело твое. Решай сам.

      Я пошел к классу, а он бочком-бочком – и за спортзал. Сегодня я больше его не видел.

      Одноклассники, как и ожидалось, не обратили на меня внимания, а это значило, что все идет как по маслу. Они шептались, переговаривались, обсуждали, спорили на конфеты, а предметом их споров был, само собой, пожар. Одни говорили, что школа сгорит, другие – обратное. Были и третьи, они молчали. По сути, я был единственным третьим, был единственным, чей рот оставался на замке.

      Гипотез о пожаре было не мало, и все они доносились в основном от старшеклассников:

      – Походу, химики чего-то нахимичили, – предположил парень из пятого класса.

      – Ага. Как уолтеры уайты этого мира, – подмигнул его друг. – Смотри!

      Школьники засуетились и попятились к школе. Я – за ними. Пробрался под ногами к первым рядам.

      Пожарные уже выполняли свою работу. Такого профессионализма я еще не видывал. Пока одни резкими, четкими, отлаженными действиями разматывали, соединяли и подтягивали пожарные рукава, другие, в масках, с кислородными баллонами за плечами, с топорами, крюками и ломами в руках, забегали в главный вход, залазили в разбитые их же инструментами окна первых этажей и что-то выкрикивали друг другу на понятном только им пожарном языке. Профессионалы своего дела, больше ничего и не скажешь.

      Толпа вновь загудела и начала перебирать все варианты поджога. Обсуждали многое, но меня интересовало только одно. Я переживал, что кто-нибудь что-нибудь мог знать про меня, тем более бабушка-уборщица видела меня в коридоре, когда я должен был находиться на уроке.

      – Может быть, там нет и не было никакого пожара? – предположила девчонка из девятого класса в короткой юбке, едва скрывающей ее трусы. – Может быть, тот чокнутый… как его… снова поджег эту… ну… фиговину?

      – Ты про Костю Нервова? Про его дымовую шашку из газет и аммиачной селитры? – спросил обнимающий ее за талию.

      – Агась.

      – Его