Веревочная баллада. Мария Гурова

спрятаться за ствол дерева, но осознала, как глупо выглядела, когда ее юбка цвета первых одуванчиков зацепилась за сук.

      – Ой! – Она замельтешила еще больше.

      Оливье с интересом ее рассматривал. Рыжие вьющиеся волосы выбились из спутанной косы. Непонятно, что было ярче: ее платье или кудряшки. «Вот тебе и лиса», – хмыкнул Оливье. Он отвернулся и продолжил с аппетитом поглощать пирог, но спиной ощущал въедливый взгляд. «Вот неугомонная, чего увязалась? – подумал он. – Ладно, отец велел быть джентльменом в любой ситуации».

      Оливье отложил пирог в корзинку, встал и повернулся к девочке. Она показалась ему еще меньше, чем на первый взгляд.

      – Меня зовут Оливье, мне четырнадцать, – он слегка поклонился.

      – А меня Розина, – ответила девочка и сделала короткий книксен. – А зачем ты назвал свой возраст?

      – Я надеялся, что ты в ответ назовешь свой, – предположил Оли.

      – Тогда почему не спросил?

      – Потому что девчонок спрашивать о возрасте неприлично.

      – Ну, раз неприлично, то зачем тебе его знать? – упорно допытывалась она.

      – Вот ведь… – раздраженно произнес Оливье. – Не похоже на то, что ты должна разгуливать здесь одна. Хочу узнать, где твои родители или с кем ты пришла?

      – Я пришла сюда одна! – возмущенно сообщила она.

      – Тогда я вижу в этом некоторую проблему, – почесал затылок Оли. – Ладно, а где ты живешь?

      – За лесом, – она указала рукой куда-то вдаль, выше макушек старых дубов.

      Оли вытянул губы в трубочку, плотно их сомкнув.

      – Ясно. За лесом. Просто отлично. И что ты здесь одна делаешь?

      Розина растерялась и посмотрела под ноги.

      – Пришла на рынок, – бойко соврала она.

      – Прости, а у меня что, на спине прилавок? – уставился на нее Оливье. – Ты второй день за мной ходишь, а я не похож на торговца.

      Малышка поняла, что сама запуталась в своих выдумках, а потому ее губы отчаянно задрожали, и она захныкала.

      – Стой-стой-стой-стой-стой! – затараторил Оли, выставив вперед руки. – Это не в упрек! Все… Ты можешь перестать реветь?

      От его слов она зашлась пуще прежнего. Оливье закатил глаза и стал к ней осторожно приближаться, не опуская рук.

      – Так, все хорошо. Розина, верно? Розина, все хорошо, – он подобрался к девочке и осторожно обнял ее. Все, что он знал о девчачьих слезах, так это то, что быстрее всего они сохнут на чужих свободных плечах. Он неловко, едва касаясь, трогал, даже не хлопал, ее лопатку.

      – Я предположу, что ты потерялась?

      – Нет, – простонала она.

      – Нет, – повторил Оливье, силясь найти хоть какое-то объяснение происходящему. – А… Слушай, Розина, я не знаю, чем могу тебе помочь, ты не говоришь. Хочешь пирожок? Или грушу…

      – Пирожок, – вдруг уже тише сказала она и перестала плакать.

      – Ага.

      Оливье смиренно принес ей заказ из корзинки. Розина медленно откусила крохотный кусочек.

      – Ты можешь не смотреть?

      – Да, –