Анна и французский поцелуй. Стефани Перкинс

не скажу. Просто шагай вперед.

      Я послушно следую за ним. Что со мной не так? Уже дважды за вечер я позволяю ему удерживать меня в томительном ожидании.

      – О! Сначала ты должна увидеть это, – Сент-Клэр хватает меня за руку и тащит на другую сторону улицы. Разъяренный водитель скутера жалобно сигналит нам, и я покатываюсь со смеху.

      – Подожди, что… – и тут я забываю, как дышать.

      Мы стоим перед огромным собором. Четыре внушительные колонны поддерживают готический фасад с искусными статуями, витражными окнами и замысловатой резьбой. Узкая колокольня устремляется в чернильную темноту ночного неба.

      – Что это? – шепчу я. – Это что-то известное? Я могла о нем слышать?

      – Это моя церковь.

      – Ты ходишь сюда? – удивленно спрашиваю я. Он не похож на того, кто посещает церковь.

      – Нет, – он кивает на каменную табличку, побуждая меня прочитать ее.

      – Сент-Этьен Дю Мон. Эй! Сент-Этьен.

      Он растягивает губы в улыбке.

      – Я всегда относился к этому месту немного собственнически. Мама еще в детстве приводила меня сюда. Мы устраивали пикник и ели прямо здесь, на ступеньках. Иногда она брала с собой альбом и рисовала голубей и такси.

      – Твоя мама – художница?

      – Да. Ее работы представлены в Нью-Йоркском музее современного искусства, – в его голосе столько гордости, и я невольно вспоминаю, что однажды Мередит упомянула: Сент-Клэр восхищается Джошем, потому что тот умеет прекрасно рисовать. И что отец Сент-Клэра владеет двумя художественными галереями. И что он сам в этом семестре посещает курс в художественной студии. Вслух спрашиваю, не художник ли он.

      Сент-Клэр пожимает плечами.

      – Не совсем. Но хотел бы им быть. Мама не передала мне этот талант, только чувство восхищения. Джош рисует намного лучше меня. Как и Рашми, если уж на то пошло.

      – Вы с ней очень близки? С твоей мамой?

      – Я ее очень люблю, – он признается в этом как ни в чем не бывало, без намека на юношеский стыд или стеснение.

      Мы стоим перед двойными дверями собора и смотрим вверх, все выше и выше. Я представляю, как моя мама вводит данные, опираясь на снимки черепах, в наш домашний компьютер; ее привычное вечернее занятие. Вот только в Атланте еще не вечер. Возможно, прямо сейчас она покупает продукты. Или гуляет по берегу реки Чаттахучи. Или смотрит «Империя наносит ответный удар» с Шоном. Я понятия не имею, чем она сейчас занята, и это меня беспокоит.

      Наконец Сент-Клэр нарушает затянувшуюся тишину.

      – Пойдем. Нам еще есть, что посмотреть.

      Чем дальше мы продвигаемся, тем больше людей становится на улицах Парижа. Сент-Клэр рассказывает о своей маме, как она готовит оладьи с шоколадной крошкой на обед и запеканку с тунцом на завтрак. Как она раскрасила каждую комнату своей квартиры в разные цвета радуги. Как она коллекционирует опечатки в своем имени в письмах спама. Но он даже не упоминает о своем отце.

      Мы минуем еще одно громадное сооружение, напоминающее руины средневекового замка.

      – Боже, тут же повсюду история, – восхищенно