Немцы в городе. Алексей Оутерицкий

безнадежно близоруким.

      – Да нет, вроде, – неуверенно сказал я.

      – Как нет? – Женщина приблизилась и я увидел, что ее лицо белое как мел. – Посмотри, вон…

      Я посмотрел и увидел, что дорогу от меня до крыльца здания отдела кадров густо усеивают красные капли, местами даже образуя целые потеки.

      – Да ничего, – сказал я.

      – К-как… ничего…

      Я увидел, что женщине стало уже по-настоящему дурно, и испугался, что сейчас она брякнется прямо передо мной на асфальт, а я всегда в подобных случаях терялся, не зная, что делать.

      – Может, вам вызвать «скорую»? – предложил я и огляделся. Конечно, на этой чертовой улице как всегда оказалось пустынно, и свалить заботу об этой дамочке было не на кого. Угораздило же ее сюда забрести. Я стал думать, откуда в случае чего можно позвонить, и успокоился, вспомнив, что внутри проходной на стене висят сразу три телефона. Пробежать двадцать метров, и все. А еще лучше подключить к этому делу тетку-вахтершу, а самому улизнуть в цех.

      – М-мне?

      Я посмотрел на ее выгнувшиеся в каком-то нездоровом удивлении брови и неуверенно пожал плечами.

      – Извините, мне на работу надо, – пробормотал я…

      Вырулив к ремонтно-механическому, я еще издалека увидел столпотворение возле ворот в угловой зал. Точнее, в том-то и дело, что самих ворот как раз не было. Наши возбужденно размахивали руками и матерились, периодически оглядываясь на стоящий метрах в тридцати зелено-серый автопогрузчик.

      – Что случилось? – зачем-то спросил я, словно что-то тут могло быть непонятным.

      Викентьич посмотрел на меня как на идиота и ничего не ответил, просто сплюнул.

      – Как я понимаю, точить прутки мне сегодня больше не надо, – сказал я.

      – Правильно понимаешь, – буркнул Викентьич. – Сейчас пойдешь в кузницу, за Вакулой и сварным. Они там сидят и, похоже, не знают ничего… А что это у тебя?

      Я перехватил его взгляд и пожал плечами.

      – Хрен его знает. Наверное зацепился за что-нибудь.

      – Ну так посмотри, – с раздражением сказал Викентьич. – Мне еще только разборок с инспектором по технике безопасности не хватало. Все остальные удовольствия – вот они… – Он кивнул на проем в стене, за которым валялись искореженные ворота, и опять сплюнул.

      Я распахнул куртку, расстегнул рубашку, осмотрел бок. Там был свежий розовый шрам, а вокруг запеклась кровь.

      – И то хорошо, что не у нас схлопотал, – сказал Викентьич. В его голосе прозвучало явное облегчение. – Это двухнедельной давности, не меньше. Наверное, разбередил не до конца зажившую рану, вот она и начала кровоточить.

      – Наверное, – сказал я. И почесал шрам, потому что он здорово зудел.

      – Ты ж не расчесывай! – прикрикнул на меня Викентьич и я отдернул руку. – Потому и кровоточит, что ты расчесываешь. Так оно у тебя никогда не заживет.

      – Ну да, – сказал я.

      – А что хоть было-то? – с любопытством поинтересовался Викентьич. – На ножевую здорово смахивает.

      – Да