Немцы в городе. Алексей Оутерицкий

так и думают, – сказал он. – Ночная смена, похоже, развлекается. Может, кто-то из ткацкого, может, еще кто. Только вот как они замки открывать умудряются? Без малейших, заметь, повреждений, как профессиональные медвежатники. А главное, потом же еще закрыть надо.

      Я пожал плечами.

      – Ну, я пошел?

      – Иди, – сказал Викентьич и через секунду бросил мне вслед: – Плюс ко всему у меня еще двадцатьпятку скоммуниздили. Прямо отсюда, из конторки, увели.

      – Кстати… – я быстро пошарил в левом заднем кармане. – Вот. Спасибо тебе.

      – Что, удалось где-то перехватить?

      – Удалось.

      Викентьич не глядя сунул рубль в нагрудный карман.

      – Вот суки.

      – А зачем здесь оставлял, – сказал я.

      – Зачем, зачем, – буркнул Викентьич. – Заначка это была, вот зачем.

      – А-а-а. Чтобы жена не конфисковала?

      – Да нет, я не женат. Брат у меня, младший, мастер по карманам шарить. Пива каждый день хочется, а работать религия не позволяет. Так что, если мне надо на что-нибудь отложить, оставляю здесь. Так сохраннее.

      – Верующий?

      Викентьич отмахнулся.

      – Да это я так, фигурально. Верит, что можно жить на халяву… Ничего, через год в армию, там, может, мозги вправят.

      – А раньше такое было? – после паузы спросил я.

      Викентьич помотал головой.

      – А самое главное, я же все время специальные контрольки ставлю. И на дверь, и на ящик стола, где деньги храню. – Викентьич заметил мой недоверчивый взгляд и сказал: – Чего удивляешься… Были раньше случаи. Инструменты дорогие воровали, которые сбыть можно… ну, еще там всякое, по мелочи. Того парня вычислили, его уволили давно, но я на всякий пожарный… Так вот сегодня все контрольки нетронуты, а квартальный все равно исчез.

      Я опять пожал плечами. Потом постоял и сказал:

      – Ладно.

      И вышел.

      Цеховое собрание устроили у слесарей-ремонтников, по-свойски, без официоза в виде стульев – работяги, не мудрствуя, просто расселись на верстаках. Я тоже запрыгнул на свободное место и сидел, прислонившись спиной к прозрачной плексигласовой перегородке между двумя верстаками.

      Смирнов стоял метрах в трех от моего места, в дверях, ведущих в покореженный зал с ручным прессом. Ругался он не особо, потому что ругать, получалось, было некого.

      – Так мы-то тут при чем, если это складской автопогрузчик дел натворил, – сказал кузнец, выражая общее настроение. Я уже знал, что его прозвали Вакулой, как кузнеца из какой-то книги какого-то классика – Толстого или кого-то вроде него.

      – А одежда, – сказал Смирнов. – Рабочую одежду вам тоже складские попортили?

      У работяг эта реплика только вызвала раздражение.

      – Вот вы бы, Иван Сергеевич, и выяснили, кто этим балуется, – хмуро сказал мужик лет пятидесяти, в очках с треснутыми стеклами и перемотанной черной изолентой дужкой. Он сидел на соседнем, через проход, двойном верстаке, и мне потребовалось податься вперед и повернуть голову,