Симфония времени и медные трубы. Юрий Юренев

бемолей, ни тебе диезов, это уж точно!

      И сейчас же на своей трубе наиграл несколько тактов Интернационала.

      – В чистом тоне, – солидно подтвердил Назимов и тоже наиграл Интернационал, но уже баритоновую партию, значительно отличающуюся от партии трубы. Егоров сразу же подумал: «Ох, тут надо ещё контрапунктирующую партию для баритона».

      В разговор вмешался Шевяков, бейный басист, успевший с утра довести свой огромный геликон до умопомрачительного блеска.

      – Интернационал – два бемоля в ключе си и ми бемоль. Это точно! – и тоже издал несколько мощных звуков.

      Егорову стало ясно, что тональность Интернационала – си бемоль мажор, поэтому для труб, баритонов, теноров и кларнетов надо писать именно в чистом тоне на тон выше. А вот для альтов в соль мажоре – с одним диезом. К счастью, не было пока валторнистов. Возни меньше с транспонированием.

      Положив перед собой несколько листов разлинованный бумаги, взяв в руки карандаш и линейку, Егоров приступил к оркестровке. Сначала он сделал для себя небольшой клавирчик. То есть написал Интернационал в фортепианной фактуре. Причём особенно тщательно выписывая аккорды аккомпанемента. Дело пошло неплохо, и к обеду партитура Интернационала была готова, но только без партий баритона и труб. А вот после обеда Егоров подозвал к себе Назимова и попросил его сыграть баритоновую партию Интернационала. Назимов проиграл её несколько раз, и Егоров полностью внёс её партитуру.

      А в отношении партии труб он опять посовещался с Сибиряковым.

      – Ну какая же там партия труб? – сказал Сибиряков. – Вы по своему вкусу дайте им, трубачам, сигнальчики на сильных местах, и будет в самый раз!

      Пришлось согласиться с его мнением. Появилась и партия труб.

      Теперь надо было переписать все оркестровые партии. Это сделали быстро, и часам к четырём оркестр был торжественно посажен в оркестровом классе на первую репетицию. Пультов, конечно же, не было. Но Кухаров проявил свою инициативу и принёс откуда-то достаточное количество ровно напиленных поленьев. На них и положили ноты. Можно было начинать.

      Егоров посмотрел на сидящий перед ним оркестр, и что же? Зрелище совсем не такое уж плохое! Опрятно и единообразно одеты, подтянуты, нет ни расстёгнутых воротников, ни съехавших набок галстуков, ни лохматых причёсок, как это бывает на репетициях симфонических оркестров. Медные инструменты у всех блестят, не видно позеленевших, заплесневелых труб, тромбонов, как это опять-таки часто бывает в симфонических оркестрах, даже у очень хороших музыкантов, с высокими окладами и пренебрежительными взглядами на аккуратность и порядок!

      «Если бы они ещё и играли!» – мелькнула мысль у Егорова.

      Прежде всего он решил настроить оркестр. Объяснил задачу музыкантам и приступил к работе. Конечно, строй был очень плохой, фактически его и не было вовсе. Не строили инструменты, а самое главное – большой перерыв в занятиях музыкой отозвался на музыкантах. Губы не всегда слушались их!

      Затем Егоров решил проиграть