Дом с семью головами. Тони Бранто

челюстью, русые волосы вились и обрамляли лицо, смягчая его строгие черты.

      – Доктор Джейкобс, это большая честь для меня. Я благодарен вам и миссис Холлис за возможность погреться и насытиться…

      Доктор молча пожал руку. Кинув на Томпсона внимательный взгляд голубых глаз, словно достаточный ответ, он подошёл к Бульденежу, извлёк из кармана продолговатый футляр и положил на табурет. Затем достал пузырёк с каким-то раствором.

      Следующие несколько минут Джеффри Томпсон ощущал неловкость. То ли из-за странного приёма, то ли из-за того, что оранжерея превратилась в процедурную, в которой Томпсон чувствовал себя лишним.

      Доктор Джейкобс орудовал над лицом Бульденежа с помощью небольшого прибора. Томпсон с ужасом наблюдал, как доктор давил вначале на одно глазное яблоко Бульденежа, затем на другое, что-то вымерял и бубнил под нос.

      Убрав прибор обратно в футляр, доктор Джейкобс озабоченно сказал:

      – Сегодня никаких препаратов. Похоже, пуля усиливает давление на зрительный нерв.

      – Как скажете, док! – Бульденеж отдал честь дрожащей рукой.

      Найдя вдруг Джеффри Томпсона, стоящего рядом, доктор просветлел лицом:

      – Пройдёмте ко мне в кабинет.

      Томпсон направился следом. Его поразило, что доктор ничего не сказал про картину у стены. Не заметить такое яркое полотно было сложно, думал Томпсон. Проходя мимо, он ещё раз взглянул на холст. За обеденным столом сидела Дева Мария с вилкой и ножом в руках. Перед ней стояла тарелка, в тарелке – младенец без головы.

2

      – Присаживайтесь.

      Джеффри Томпсон опустился в удобное кресло против массивного стола. Доктор занял своё место за столом. Перед ним громоздилась мешанина из бумаг, двух стетоскопов и каких-то приборов, названия которых Томпсон не знал.

      – Сапёр. Тридцать пять лет. Судя по акценту, приехали с юга.

      Томпсон слегка улыбнулся. Никому, кроме Бульденежа, он не называл свой возраст.

      – Всё так.

      Какое-то время доктор молча разглядывал Томпсона.

      – Вы были нелюбимым ребёнком? – спросил он.

      – Почему вы так решили?

      – Вас шокировала работа Ольги.

      Джеффри Томпсон поёрзал в кресле.

      – Не пугайтесь, у меня нет глаз на затылке. Я следил за вами с момента, как вы вошли в дом.

      – О… – Томпсон кивнул. – Вот в чём дело.

      – Мне нужно было понаблюдать за вами. Возможно, вы заметили: в доме много дверей. Здесь всегда гуляет ветер, и иногда гуляю я.

      Доктор подтолкнул пальцем очки на переносице и вновь глянул на собеседника.

      – Итак, вам недостаёт любви.

      – Потому что меня шокировала картина? На мой взгляд, любого нормального человека передёрнет от подобной сцены.

      – Нормального – да, но вы-то не совсем в норме.

      Джеффри Томпсон смолчал.

      – Самоубийца всегда верит, что знает о мире всё. Самоубийцу, такого как вы, почти исполнившего свой план, не ужаснёт мать, пожирающая своего ребёнка. Только если причина самоубийства не заключена в вашей собственной