Шоумен. Ментовские оборотни. Владимир Васильевич Гриньков

собственноручно отобрал самые достойные. Они и украсили грудь безмолвно-покорного Миши Брусникина. Среди множества знаков отличия на его груди красовался орден «Мать-героиня» второй степени, значок «Отличник ленинского зачёта» и даже памятный знак, выпущенный по случаю трехсотпятидесятилетия со дня основания города Харькова.

      – Годится! – сказал мрачно подполковник Байстрюков. – Пошли, урод!

      Оцепление расступилось, и пара молодожёнов под присмотром подполковника Байстрюкова отправилась спасать репутацию России на международной арене.

      – Ты, главное, не трясись, – шепнула Клава жениху. – Подумаешь – президент. Если бы ещё хоть наш, а тут вообще из Папуасии какой-то.

      – Из Гондурасии, – поправил Миша непослушными губами.

      – Это без разницы, Миш. Кто в войне победил? Мы победили. И балет у нас лучший в мире.

      – И автомат Калашникова! – очень кстати вспомнилось Брусникину.

      – Вот! – подтвердила Клава с чувством. – И Гагарин наш первым в космос полетел! А у папуасов этих что? Одни бананы! Так у нас и у самих бананов этих на рынках сколько хошь!

      – Р-р-разговорчики! – рыкнул им в спины подполковник Байстрюков. – На все вопросы президента отвечать только «да» или «нет». И улыбаться! Улыбаться так, будто вам только что квартиру подарили!

      Таким образом Миша с Клавой предстали пред президентскими очами с неестественными улыбками на лицах.

      Президент был не стар, смуглолиц, усат и мил, и тоже улыбался. Он заговорил по-испански, и переводчик, хотя и с акцентом, но достаточно понятно донёс его мысль до присмиревших и глупо улыбающихся молодожёнов:

      – Господин президент хотель приветствоваль вас в такой ваша торжественный день и желал вас как хотель …

      Тут президент заговорил снова, переводчик умолк и лишь потом завершил фразу, изречённую патроном:

      – …И желал вас как хотель вы сами для себя и даже ещё больше!

      При этом президент благосклонно кивал, давая понять, что именно это он и имел в виду. Президентская свита бесцеремонно пялилась на нарядную невесту. Стоявшая рядом с президентом расфуфыренная девица строила Мише Брусникину глазки.

      Президент заговорил, и переводчик с готовностью перевёл:

      – Президент имель такой красивый пара видель первый раз, и русски самий красивий лубовник весь мир!

      Президентская свита с готовностью закивала. Да, мол, много ездим по миру, многое видим, но такой красотищи отродясь не видали.

      – Вы офицер? – перевёл переводчик вопрос президента.

      – Да! – легко и просто ответил Миша.

      – Это твой ордена? – продолжал светскую беседу президент.

      – Да! – отвечал Миша, поражаясь той лёгкости, с которой ему удавалось общаться с главой иноземной державы.

      – А за что ордена?

      – Да! – брякнул Миша, не подумав.

      Обнаружил, что сказал что-то не то, побагровел, исправился:

      – Нет!

      Понял, что снова ответил невпопад, и обмер, потому что иссяк