Древний Рим. Честь преторианца. Регина Грез

улизнуть, но куда…

      Кругом снуют люди в длинных балахонах, плащах и накидках, все толкаются, порой наступают на ноги друг другу, зазывалы нахваливают свежее мясо и потроха, вдали верещат птицы и орет встревоженный скот, на кучках уличного мусора грызутся бродячие псы. Голова идет кругом…

      Я устало сажусь на брошенный у помоста тюк с реквизитом и пытаюсь сосредоточиться на постановке. Скоро у четверки гистрионов появляются зрители, раздаются хлопки и смех, возгласы удивления ловкости Гамида и проделкам Кармиллы.

      Фарбий играет отрицательную и притом смешную роль обжоры-богача, от которого жена убежала к тощему, но ловкому слуге. Через десять минут я уже хохочу во весь голос и пританцовываю следом за окружившей помост толпой.

      Наша Физа двигается хорошо. Она сделала вид, что в ее тунику залетела пчела и теперь старается выгнать ее, потряхивая одеждой, бесстыже задирая подол и на время оголяя грудь.

      Вскоре народ расступается перед плечистыми вооруженными людьми. Наверно, важный и солидный чиновник тоже хочет посмотреть на прыжки озорной девицы, а впереди идет охрана.

      Я оглядываюсь через плечо и сейчас же встречаюсь взглядом с сероглазым дяденькой в шлеме с красной щеткой поверху. Преторианец – высокий, мощного телосложения солдат элитных войск. Типично римские черты грубоватого лица – орлиный нос, выдающийся вперед, резко очерченный подбородок.

      Мужчина очень уж грозен на вид, даже в выходной день не может расслабиться и посмеяться. Ну, так кому выходной, а тут человек на военной службе.

      Улыбаюсь и снова поворачиваюсь к сцене – Фриза закончила танец и стыдливо прикрывается плащом Фарбия. Толпа восторженно ревет и хлопает в ладоши, но позади меня раздается манерный голос с капризными интонациями.

      – Они умеют только задницей трясти и полагают, что это и есть искусство. Грязное отребье! Правильно дядя изгнал гистрионов за пределы города. А теперь они снова вернулись, надеясь на поблажки с моей стороны. Да еще осмеливаются тревожить городские власти своим непотребным фарсом.

      Я несколько оскорбилась за своих приятелей. Чем бы они на жизнь не зарабатывали, но Фарбий меня не обидел, помог с ночлегом и поделился едой. Раздумывать некогда, актер уже махал мне рукой, приглашая на импровизированную сцену. Вот так, прямо сейчас? Почему-то толпа поредела, смолкли громкие голоса, и слышен только шелестящий тревожный шепот.

      Перед подмостками откуда-то возникло резное деревянное кресло, покрытое пурпурной тканью, а на нем вальяжно развалился мужчина примерно моих лет с тонкими, почти женственными чертами бледного лица.

      Рядом стояла стража. Коренастый преторианец не сводил с меня желтовато-серых глаз, держа руку на рукояти короткого кинжала у пояса. Как будто я могла в любой кинуться на вверенного ему под охрану патриция. А вельможа презрительно усмехнулся и крикнул, обращаясь ко мне:

      – Считаешь, что тебе будут платить за один милый вид? Не пора ли начать скакать по сцене, как горная коза, ужаленная