От самого темного сердца. Виктория Селман

вспомнила об отце. Где он сейчас? Почему ушел? Непонятно…

      – Ты прекрасно знаешь мое отношение к браку, – объяснял Мэтти.

      – Мне уже тридцать, мама совсем меня замучила, я хочу показать ей…

      – Я думал, что встречаюсь с тобой, а не с твоей мамой.

      – Ты же меня любишь?

      – Конечно, люблю. Разве я это еще не доказал?

      – Тогда в чем проблема? Ты понятия не имеешь, каково мне. Что думают люди?

      – Так это из-за людей нужно жениться? Из-за того, что они думают? Ты меня удивляешь, Амелия-Роуз.

      Амелия-Роуз? Раньше он ее так не называл.

      Мне было слышно, как Мэтти прошел к выходу, как щелкнул замок. Он не кричал, не хлопал дверями. Просто ушел.

      Тогда мама бросила чем-то об стену. Разрыдалась. И с грохотом захлопнула дверь своей спальни.

      Глава 12

      Мы гуляем по Парламент-Хилл. Не знаю, почему я так и не смогла уехать из этого района. Чувство вины преследует меня, как привидение, не находящее упокоения.

      – Что мы наделали, Софи? – спрашивает мама, в ее бездонных глазах стоят слезы. – Все эти женщины… бедная малышка…

      – Мы не могли знать. Он всех обманул.

      – Разве? Или он таким не был?

      Каждый раз одно и то же. Все разговоры о том, что нам следовало сделать, как мы не распознали, что живем с чудовищем, заканчиваются одинаково: был ли он и вправду монстром? Действительно ли он серийный убийца, на чьих руках кровь всех этих жертв, или за решетку отправили невиновного? Неожиданная развязка, змеиный укус…

      Если он ни в чем не виноват, значит, виновна я. Как стыдно! Современный Иуда. Ничего хорошего.

      Я должна узнать правду, но подарит ли она свободу? Или зароет меня еще глубже? Мой психолог часто задает такие вопросы, но ответа на них у меня нет.

      – Я уже не знаю, кто такой Мэтти, – в который раз объясняю я. – Даже о себе ничего не знаю. Кто я? Словно берешь дамский роман и, перевалив за середину, понимаешь, что это вовсе не то, чем казалось, а настоящий ужастик.

      На этом моменте Дженис подается вперед, сложив руки на коленях и по-птичьи наклоняет голову. С этой обходительной женщиной с вкрадчивыми манерами и выбивающимися из пучка прядками волос я вижусь еженедельно, она меня спасает, как якорь, и все же ее помощь бесполезна.

      – Это не его история, Софи, – говорит она. – Ты творишь ее сама, и тебе решать, какой будет финал.

      Я ковыряю заусенцы, как обычно, до крови.

      – Вы ошибаетесь. Это всегда была его история. Тогда и сейчас.

      Дженис предсказуемо возражает, приводит заезженные аргументы под новым соусом, но ей меня не убедить. Газетам и издателям тоже не удалось добиться от меня продажи прав на, как они это называют, «мою версию».

      Один особенно назойливый журналист из бульварной газетенки предложил назвать статью «Дочь серийного убийцы. Жизнь с Мэтти Мелгреном». Когда я запротестовала, что не прихожусь ему дочерью, мне было сказано, что того, насколько мы были близки, достаточно. Хотя тест ДНК этой близости не показал бы.

      Я заблокировала настырного писаку, но он,