Замужем за облаком. Полное собрание рассказов. Джонатан Кэрролл

целый мир.

      – Они не погибли. Это же собаки. Им просто захотелось погулять. Вот увидишь, они вернутся домой, радуясь встрече и чувствуя свою вину. И будут отсыпаться три дня подряд, а после замучат тебя рассказами о своих приключениях.

      Последней фразой она хотела вызвать у него улыбку. Но это не сработало.

      – Однако их нет уже целых три дня.

      На сей раз это прозвучало как детское нытье, хотя он всего лишь сказал правду. Три дня – это уже слишком; никогда прежде собаки не отсутствовали так долго.

      – Я вернусь домой к концу недели, – сказала она, завершая на этом разговор.

* * *

      Повесив трубку, он вышел на заднее крыльцо и в который раз призывно посвистел. Но если прежде он верил в присутствие собак где-то неподалеку, в пределах слышимости, то теперь свистел лишь по привычке, уже не сомневаясь в том, что они находятся за много миль отсюда. Кот, недавно притащивший в дом полудохлую мышь, приблизился и начал тереться о хозяйские ноги.

      – А где мышь? Ты ее сожрал?

      Кот не среагировал на вопрос, продолжая выписывать восьмерки вокруг его ног.

      – Она вернется к концу недели, – пообещал он коту.

* * *

      Он устроился перед телевизором, но не мог сидеть спокойно – каждый доносившийся снаружи звук казался ему возней собак на крыльце перед тем, как просительно поскрестись в дверь. И ему приходилось делать над собой усилие, чтобы поминутно не вскакивать с места для проверки. Он понимал, что обманывает себя: все эти посторонние звуки ничуть не походили на привычный шум, какой издавали собаки при возвращении домой.

      По телевизору не показывали ничего интересного; настроиться на работу он не мог. Все мысли были о собаках: только бы они вернулись. Сейчас он хотел этого даже сильнее, чем возвращения женщины. Нелепость какая-то, но он сознавал, что это было именно так.

      Пошел снег. Когда он в очередной раз выбрался на крыльцо, у южной стены дома уже намело сугроб. Передача, которую он смотрел, закончилась; пора было спать. Однако он внезапно решил отправиться на прогулку. Испытав удовлетворение оттого, что впервые за последние дни поступает так, как ему действительно хочется, он вернулся в дом, чтобы надеть свитер, носки, ботинки и куртку.

      В последнюю минуту перед выходом заглянув на кухню, он прихватил с полки длинный увесистый фонарь. Если бы собаки были дома, они бы сейчас прыгали от радости при виде того, как хозяин надевает обувь. Он улыбнулся, подумав, как хорошо все они изучили привычки друг друга. Собаки понимали разницу между командой «Прыгай в машину!» и вопросом «Хочешь есть?», но реагировали на то и другое с одинаковым восторгом. И он холодными зимними ночами выкрикивал в темноту эти фразы, чтобы их приманить. При этом не обходилось без угрызений совести: ведь он-то знал, что вернувшихся собак не ждет угощение или поездка в автомобиле. Что их ждало, так это нагоняй – провинности нельзя оставлять безнаказанными. Она возражала против таких воспитательных методов:

      – Почему ты всякий раз накидываешься на них с бранью? Они не думают, будто сделали что-то плохое. И они рады вернуться к тебе. Почему бы их не покормить?

      – Потому что они должны твердо