Керосиновый фонарь. Владимир Алексеев

любовь,

      К бесполезности приговорённая.

      Что скорбеть над гробами Ромео, Джульетт,

      Что бальзамами страсти надушены?

      Ведь не пламенной страсти печальнее нет,

      Но холодной тоски равнодушия.

      Что такое юность

      Что такое юность, вряд ли нам понятно.

      То ли это глупость, то ли это прелесть.

      То ли зайчик солнца, то ли тени пятна,

      То ли это грубость, то ли это смелость.

      Дерева и люди сходны по природе,

      Пусть одни – дремучи, ну а те – цивильны.

      С возрастом, должно быть, юность не уходит,

      Просто затихает где-то в сердцевине.

      Некогда умолкнут жизни колокольцы.

      И тогда на спиле, соглашайся, друг мой,

      Рассмотреть приятней годовые кольца,

      Чем трухлявый опыт да гнилые дупла.

      «Говорят, что море к любви остро…»

      Говорят, что море к любви остро.

      Выходи к прибою и им надрежь.

      Говорят, что осень горит костром

      На холодном ворсе твоих надежд.

      Только пепел взветренный тонко пел

      Над молчащей бледностью от золы.

      Ты горячность юную тёплых тел

      Из былого времени отзови.

      Словно в фото вырежи силуэт —

      Не поймёшь, крылатым был иль бескрыл.

      Главное, что прошлого больше нет.

      И о том, что не было, ты забыл.

      Ни рабов покладистых, ни господ,

      Ни всего, что водится на Руси.

      Под солёным парусом горький плод

      Воспалённой вольницы надкуси.

      Всё равно, что Рим тебе, что Тамбов,

      Всё буруны пенные в боль белы.

      Это море врезалось сквозь любовь

      В постамент возвышенной грусть-скалы.

      «Видеть сквозь внешнюю красоту…»

      Видеть сквозь внешнюю красоту

      (или, напротив, сквозь некрасивость)

      невоплощённую правду ту,

      что не доносит телесный синапс —

      в этом, наверное, есть итог

      жизни, прошедшей наполовину,

      многих разлук и многих тревог,

      горы разглаживающих в равнину.

      Ты, оказавшийся за чертой

      прежней мечты (и жизни – отчасти),

      не обольщаешься красотой

      юности, прелести, нежной страсти.

      Смотришь не гордо, не свысока,

      но отдалённо – будто с обрыва,

      как поднимает под облака

      молодость брызги свои игриво

      в тёплой реке, где прошедший дождь

      стайки мальков согревал неслышно.

      Дважды в прошедшее не войдёшь,

      это простая заповедь свыше.

      Знаешь ли? Не о чем нам жалеть!

      Дар наш сейчасный своеобычен —

      видеть сквозь плоть, сквозь наплывы лет

      образ, что юности безразличен.

      Даже и и то не бросает в дрожь,

      что за спиной – с облаков и веток

      тёплой рекой пробежавший дождь,

      а впереди – холодная Лета.

      Молчаливый колокол