Русь неопалимая. Валентина Георгиевна Панина

путь?

      Брячиславу не хотелось ехать, да и стрыя своего Вышеслава он не помнит, но, видя искреннее возмущение деда, не посмел отказаться.

      – Ладно. Поеду. Чего шуметь-то?

      Владимира сильно задело колебание Брячислава. Он пришёл в отведённые ему покои, позвал к себе дружинника и повелел:

      – Младан, возьми заводного коня, поспешным течцом скачи в Псков, вели моим именем князю Судиславу бежать в Новгород. Скажи, это моё строгое веление. Ежли не приедет – сгоню со стола.

      – Так и сказать, Владимир Святославич?

      – Так и скажи.

      – Может, мне заутре бежать? – робко спросил течец.

      – Я тебе нашто заводного коня велю брать? В поспешные течцы определил ради забавы, что ли? Гони немедля, и чтоб к моему приезду князь Судислав уже был в Новгороде! Я не потерплю своевольства!

      Перечить великому князю течец не решился, опасно. Ускакал в ночь.

      По дороге в Новгород Станислав с Брячиславом, приотстав от Владимира с дружинниками, посмеивались:

      – Как это великий князь не догадался в Тмутаракань за Мстиславом послать?

      – А ты напомни.

      – Ага! Чтобы навлечь его гнев на себя?

      – Да, может исполчиться.

      – Он не говорил, кого на Новгородский стол теперь посадит?

      – Да уж не нас с тобой. Ярослава, однако.

      – А я никуда не хочу. У меня тут, в Полоцке, бабушка, отец и брат похоронены. Да и прадед тоже. Куда я от них? Кто за их могилами присмотрит?

      – А я из Смоленска не хочу никуда уезжать. Но кто нас спрашивать будет, ведь мы все под великим князем ходим. Вон Мстислава к черту на кулички отправил, за море – в Тмутаракань.

      – Оно и лучше. Никто не стоит над душой, да и вот так как нас не выдернет из терема и не заставит бежать на край Руси.

      Князь Владимир оглядывался на сына с внуком, мирно беседующих и радовался: «Слава Богу, хоть эти не разводят меж собой свары». И не подозревал князь, что наследнички ему косточки перемывают, да похохатывают.

      Посадник Добрыня Малкович вышел к воротам встречать великого князя. Владимир, увидев своего наставника и стрыя, спешился и пошёл ему навстречу. Старик, обнимая племянника, растрогался, даже заплакал.

      – Сынок…, вот в какой беде пришлось свидеться…, – дрогнувшим голосом промолвил он, – прости, княже, не уберёг я твово сына, казни меня нерадивого!

      – Брось старик, болезнь его источила, ты тут не причём.

      Добрыня Малкович скучал вдали от Владимира. Всё-таки с трёх лет поднимал его, выпестовал, выучил. Да и Владимир отца родного едва помнил, вместо него всегда при нём стрый был. Берёг его, лелеял. И обращение его «сынок» великому князю очень дорого было, и его тоже на слезу пробило. «А пестун-то сдал. Сгорбился, поседел и уж на палку опирается», – подумал Владимир.

      – Ты что ж, стрый, с помощницей теперь ходишь?

      – Да, сынок, старый стал. Мне надобно бы туды, а Вышеслав взял, да поперёд отправился… ему бы жить да жить, даже оженить не успели.

      – Все мы в воле Божьей, стрый. Тяжело тебе, наверное, тут управляться?

      – Да