Оковы разума. Дмитрий Казаков

только пригнувшись.

      И оказались ровнехонько позади Католического корпуса, среднего из трех.

      Когда-то в Карловом университете числилось три теологических факультета, по одному на каждую из крупнейших религиозных общин города, и для них возвели по отдельному зданию, чтобы богословам разных воззрений не приходилось толкаться локтями.

      Другие два корпуса именовались Евангелическим и Гуситским.

      – Здесь никто проход не охраняет, – сказал Ник. – Осталось только дверь найти…

      Они дошли, прорвались, несмотря на запреты Чужаков, и скоро он войдет к себе в кабинет!

      – Стойте, – Влад нахмурился, ухватил профессора за рукав. – Что-то происходит…

      Из-за Гуситского корпуса и вправду доносилось монотонное громыхание, словно там работала строительная баба. Земля вздрагивала, и время от времени в основной звук вплеталось пронзительное жужжание, какое мог издавать зубоврачебный бур толщиной со ствол дерева.

      Терзающий душу скрежет заставил Ника вздрогнуть.

      Над крышей Гуситского корпуса вознеслось нечто округлое, металлическое, напоминающее шляпку гриба, всю в наростах и штырях, и громадная остроконечная нога переступила через здание. Вонзилась в землю, с легкостью пробив асфальт, уйдя в него на добрый метр, а то и глубже.

      – Назад! – рявкнул Влад и потянул Ника за плечо.

      Но тот замер на месте, точно примороженный, и уставился вверх, туда, где на фоне серых туч разворачивала себя колоссальная машина: округлое тело, все в наростах, три конечности такой длины, что можно перешагнуть через пятиэтажный дом, и нечто вроде выпирающего из брюха жала.

      Аппарат присел, а жало пошло вниз, удлиняясь, вращаясь с нарастающей скоростью.

      – Что это? – прошептал Ник, ощущая себя в кинозале с эффектом присутствия.

      Нет, не может такого быть, не может…

      – Уходим! – вновь закричал Влад прямиком в ухо профессору, и рванул его за рукав с такой силой, что буквально сдернул с места.

      Они побежали назад, в ту сторону, откуда пришли, но Ник не выдержал, оглянулся. Как выяснилось, исключительно для того, чтобы увидеть, как исполинское сверло с рычанием вонзается в крышу его родного университета.

      По стенам здания пошли трещины, вылетело одно стекло, другое, выпал фрагмент кладки, посыпались кирпичи.

      – Нет! – закричал Ник. – Как они посмели?! Там же!..

      Второй громадный аппарат вознесся над Католическим корпусом, неуклюже качнулся, растопыривая конечности.

      И когда стало ясно, что от его кабинета, от помещения кафедры, Богумиловой аудитории и всего прочего скоро останутся лишь руины и груды мусора, Ник не выдержал и заплакал.

      Вся его жизнь рушилась сейчас, те двадцать лет, что он провел в этих стенах…

      Слезы и запыленные очки мешали видеть, еще что-то случилось с мозгом, тот словно отключился, так что он не понимал, куда они направляются, лишь осознавал, что Влад тащит старшего коллегу на буксире, что где-то за спиной грохочет, ревет,