Осьмушка. Валера Дрифтвуд

прямо возле входной занавеси, немного скособочившись, втянув шею, будто хочет казаться мельче.

      – Пенелопа? Чего?..

      – Чего, – она цокает языком, глубоко вздыхает. – Да не лягу я там спать.

      – А что не понравилось?

      – Да я и внутрь не зайду. Вы за кого меня принимаете.

      – Просто скажи, что не так.

      – Там шестеро орков в одной палатке.

      – Так раньше было восемь, – подаёт ехидный голос Штырь из-за полотняной стенки жилища.

      Коваль хлопает себя по лбу:

      – Ну я сдури-ил. Надо было заранее тебе сказать. В Зелёном доме нэннэчи Сал живёт, от угла за занавеской. Будешь там под её прислухом. И лёжку твою мы около неё уже полотном отгородили. Будет где переодеться, где от рож наших отдохнуть, пока привычки нету… Слушай. Наши не обидят. И Тис им строго сказал, чтоб даже с шутейками к тебе не совались. Ну? Пойдём, провожу скоренько.

      Да.

      Возможно, если проводить скоренько, а вернуться аккуратно и тихо, то…

      Горхат Нэннэ, терпежу бы Штырю Твоему и Ковалю Твоему, да маляшкам их крепких снов сегодня, да Пенелопе Уортон бы тоже чего-нибудь хорошего по великой Твоей щедрости…

* * *

      Пенни лежит в «своём» закутке между двух брезентовых стен-перегородок Зелёного дома, укутавшись серым шерстяным одеялом до самого подбородка. По здешним меркам этот «дом» – большая палатка – считается весьма просторным.

      И ведь так спать хотелось! А теперь, блин, и сна ни в одном глазу.

      Белоглазая старуха, слышно, не спит, то ли бусины какие-то перебирает там в темноте, то ли вяжет что-то. «Лучше сразу помереть, чем ослепнуть», – думает Пенни.

      С другой стороны кто-то тихонечко скребёт ногтями по перегородке, и Ёнин голос шепчет:

      – Эй, Уортон, а Уортон! Здоровско! Я тут, я со Ржавкой местами поменялся. Слышь. Если что понадобится, так ты меня тогда через занавеску пни.

      Пенни молчит. Пусть думает, что она уже спит давно.

      Бабка из своего угла шикает на Ёну:

      – Цыц мне! Я всё слышу!

      «Ох, и куда же ты попала, Пенелопа Уортон.

      Попала, да пока не пропала.

      Пропащая ты», – говорили тебе тыщу раз, Пенелопа Уортон.

      «Идите вы нахрен», – мысленно отвечает Пенни-осьмушка всем, кто когда-либо на неё орал.

      И вскоре по-настоящему засыпает.

      Можешь бегать

      Пенелопа Уортон упускает счёт дням.

      Жизнь бежит живым ручьём, да какое там ручьём – рекой буйной, белокипящей, лихо несёт Пенелопу, но об камни пока ещё не побило.

      Орки нюхают воздух, поговаривают, что вот-вот уже подойдёт новая луна – Мясная; пора будет кочевать дальше. Пенни не очень понятно, зачем сниматься с вроде бы хорошего места, но может, у всей этой затеи и есть какая-нибудь конечная цель, смысл.

      Смысл, смысл. Клановые орки им то ли вовсе не заморачиваются, то ли все они знают что-то простое и очевидное, о чём Пенни забыли или не захотели сказать, и она злится. Хотя виду и не показывает.

      Допустим, понятно, зачем ходят время от времени на охоту, а чаще того рыбачат, а разыскивают съедобное из выросшего